записной книжке, и, когда я кончил, несколько минут молча ходил взад и вперед по комнате.
— В котором часу ушел ты из улицы Кит? — спросил он.
Я помнил, что было десять минут десятого, когда я заглянул в столовую, где стояла миссис Гапкинс.
— Теперь пять минут одиннадцатого, — сказал инспектор. — Он велел тебе купить башмаки в Бишопсите?
— Да, сэр.
Инспектор позвал полицейского, переодетого в простое платье, дал ему полусоверен и велел купить пару легких башмаков с завязками спереди.
Я решительно не понимал, для чего это делается. Если я не вернусь в улицу Кит, зачем же мне башмаки?
— Вы напрасно послали за башмаками, сэр, — осмелился я заметить — мои сапоги еще совсем крепкие.
Инспектор шепнул что-то мистеру Тиббиту, который вышел из комнаты; сам же он заговорил со мной ласковым голосом.
— Ты хороший мальчик, — сказал он. — Счастье твое, что ты вовремя остановился на дурной дороге. Теперь, если ты нам поможешь довести до конца это дельце, ты будешь обеспечен на всю жизнь. Тебе ведь хочется вести честную жизнь и ни в чем не нуждаться?
— Конечно хочется, сэр, только я не знаю, что мне делать.
— Ну, а я знаю. Ты можешь помочь нам. Как только вернется человек, которого я послал за башмаками, беги скорей назад в улицу Кит.
— Назад в улицу Кит? К Джорджу Гапкинсу? Да зачем же это, сэр?
— Видишь ли, мы хотим, чтобы он пошел на этот грабеж, — отвечал инспектор. — Ты неглупый мальчик, ты понимаешь, зачем нам это нужно. Тебе не предстоит никакой опасности, — прибавил он, замечая, что я его понимаю, но сильно трушу. Если бы ты был сообщником этих негодяев, тебе, конечно, досталось бы очень сильно, теперь же другое дело, ты помогаешь закону преследовать их, и закон защитит тебя. Даю тебе честное слово, что с этой минуты и до конца дела полиция глаз с тебя не спустит.
Последние слова инспектор произнес особенно выразительно, вероятно, желая дать мне понять, чтобы я и не думал обмануть его.
В эту минуту вошел полицейский с парой новых башмаков.
— Примерь-ка их! — приказал мне инспектор. — Отлично! Теперь беги скорей домой, а то тебя там, пожалуй, хватятся. Постой, еще одно слово: могу я довериться тебе? — Он положил руку мне на плечо и посмотрел мне прямо в глаза.
— Можете, сэр, — отвечал я. — Если вы говорите, что со мной не случится ничего дурного, что вы не дадите меня в обиду, так я исполню все, как вы велели.
— Ну, и прекрасно. Иди домой и не рассказывай никому, где был. Еще одно слово. Тебе верно придется пролезать через какое-нибудь маленькое окошечко, так ты не бойся, я буду стоять подле и ждать тебя. Там будет наверно темно, но ты меня узнаешь потому, что я возьму тебя за волосы, вот так. Ну, теперь ступай.
Я не берусь описать чувства, волновавшие меня, когда я вышел из полицейского управления и побежал назад в улицу Кит. У меня не было в голове ни одной определенной мысли; я знал только одно, что буквально исполню приказание инспектора, так как он обещал дать мне средства вести честную жизнь. Я не думал, что подвергаю себя при этом какой-нибудь опасности, иначе я наверно опять бежал бы от полиции. Когда я вернулся в улицу Кит, Джорджа Гапкинса не было дома, и мне отворила дверь жена его. Я думал, что она очень удивится, увидев меня, но она, напротив, пристально посмотрела на меня и затем весело вскричала:
— А, ты вернулся, Джим!
— Да, я останусь здесь, — отвечал я.
— Ну, и отлично, я очень рада, что ты останешься! — вскричала она.
— А вы же мне говорили, чтобы я ушел, — с удивлением заметил я.
— Ну, да, ты ушел и опять пришел, я очень рада!
Через несколько минут она спросила меня, помню ли я имена сообщников моего хозяина и то место, куда они хотят идти сегодня ночью. Я назвал ей и то и другое.
— Отлично, Джимми! — вскричала она, опять смеясь своим странным смехом. — Ты умный мальчик, умеешь и помнить секреты, и хранить их! Славная штука, не правда ли? Ха, ха!
— Да-с, очень, — пролепетал я, и в сильном волнении бросился наверх в свою спальню.
Я так и не узнал, подозревала ли она, в чем дело. В четыре часа она оделась и ушла куда-то, оставив меня одного дома. Около семи часов вернулся Джордж Гапкинс. Он сначала рассердился, не застав жены дома, но потом повеселел и за чаем шутил и разговаривал со мной самым добродушным образом. Мне было очень тяжело слушать его шутки. Лучше бы он злился и ворчал на меня, тогда мне легче было бы на сердце. После чая он спросил:
— Знаешь ты Фульгет, Джим?
Я отвечал, что не знаю.
— Ну, все равно. Надень свои новые башмаки и иди пешком до банка, а там садись в фульгетский дилижанс; как доедешь до Фульгета, спроси, где мост, и поверни в третью улицу за мостом, там ты найдешь пивную лавочку. Войди в нее и спроси, дома ли мистер Мазон? Отправляйся скорей.
Я с радостью вышел из душной комнаты на свежий воздух. Надев новые башмаки, я быстрыми шагами направился к банку. Я уже прошел с полдороги, как вдруг меня остановил какой-то прохожий:
— Не знаете ли, мальчик, как мне пройти к Лондонскому мосту? — спросил он у меня.
Я указал ему дорогу.
— Благодарю, — сказал он, — я покупал вам сегодня башмаки. Вы куда идете, в Фульгет?
Взглянув в лицо прохожего, я тотчас узнал в нем полицейского и в нескольких словах объяснил ему, куда я иду.
— Благодарю, — отвечал оп — и, как ни в чем не бывало, пошел к Лондонскому мосту.
В девять часов я дошел до улицы, указанной мне мистером Гапкинсом.
Мальчик, стоявший за прилавком пивной, сказал мне, что мистер Мазон ждет меня в комнате хозяина, и, войдя туда, я увидел Джорджа Туинера и Джона Армитеджа, занятых игрой в карты.
— Я мистер Мазон, — сказал мне хозяин, — посиди, подожди немного, Джимми.
Они продолжали играть и пить пиво. Хозяин распивочной несколько раз подходил к ним и заговаривал с ними, как со старинными знакомыми. Наконец в половине двенадцатого, когда совсем стемнело, мы вышли из распивочной. Джордж шел со мной впереди, а двое других следовали за нами. Мы прошли таким образом с добрую милю. Дорогой мистер Гапкинс объяснил мне, что я должен был делать: мне нужно было пролезть в маленькое окошечко, осторожно пробраться вдоль стены и затем отодвинуть задвижку, запиравшую дверь.
— Ты не бойся, — прибавил он — если бы дело было опасное, я не взял бы такого мальчика, как ты. Ты ведь можешь сделать все что я тебе сказал?
— Могу, — отвечал я, дрожа как в лихорадке.
— Мы все устроим отлично, — сказал мистер Гапкинс. — Там в целом доме живет один только старый джентльмен, такой же старый слуга, да глухая экономка; нет даже собаки.
Мы повернули в небольшой переулок и подошли к забору. Туинер и Джон Армитедж догнали нас, и мы все тихо, как кошки, перелезли через забор. После «этого мы пошли по дорожке, усыпанной песком, и подошли к большому, темному дому. Ни слова не было произнесено. Я заметил, что Джон Армитедж свинтил какие-то блестящие орудия, влез на плечи к Туинеру и стал что-то работать в стене. Минуты через две что- то звякнуло, и он соскочил вниз.
— Сними башмаки, Джим, — шепнул мне Джордж. Дрожа от страха, я снял башмаки. Джордж взял меня на руки, влез на спину к Туинеру и просунул ноги мои в какое-то отверстие.
— Тут тесно, Джим, — прошептал он, — да ничего, ты пролезешь, прижми крепче руку к боку. Полезай бочком! Хорошо! Прыгай, не бойся, тут не высоко, не забудь, что я тебе говорил о двери и о задвижке.
