Макс начал подозревать, что в монашеской жизни, начисто лишенной общества подобных непостижимых женщин, есть свои преимущества.
— А что вы желаете услышать?
— Не собираюсь рассказывать, что хочу услышать. Да и есть ли смысл тратить время попусту?
Переварив колкость, Макс провел обеими ладонями по волосам.
— Смысл… понятия не имею, есть ли смысл. Минуту назад вы показывали мне перлянку…
— Песчанку, — процедила она сквозь зубы.
— Прекрасно. Мы болтаем о цветах и дружбе, и вдруг вы спрашиваете, хочу ли я уложить вас в постель. И как, по-вашему, я должен реагировать на это?
Лила прищурилась.
— Вот и скажите — как.
Он лихорадочно перебирал в голове безопасные варианты и не нашел ни одного.
— Послушайте, я понимаю, вы привыкли к тому, что мужчины…
Ее суженные глаза вспыхнули.
— Что мужчины?
Если уж суждено пропасть, решил Макс, то можно сделать это с размахом.
— Просто замолчите.
Он схватил ее за руки, решительно рванул к себе и обрушился на ее губы.
Лила вкушала его расстройство, раздражение, неукротимую страсть. Казалось, его эмоции в точности отражают ее собственные. Впервые она боролась с ним, пытаясь сдержать свой отклик. И впервые он проигнорировал ее протест и предъявил права на нее.
Макс пальцами запутался в ее взъерошенных локонах, удерживая голову, чтобы, ни о чем не думая, наслаждаться сладостной атакой. Лила выгнулась, стараясь отпрянуть, но он притянул ее ближе, настолько близко, что даже ветер не смог бы проскользнуть между ними.
Все совсем по-другому, осознавала она. Никогда ни один мужчина не вызывал в ней таких чувств… Ей не нужна эта мука, эта потребность, это отчаяние. С последнего раза, когда они были вместе, она убедила себя, что любовь должна быть безболезненной, естественной и удобной, надо просто проявить благоразумие.
Но боль не уходила. И никакая страсть или желание не могли полностью утолить ее.
Разъяренный ими обоими, Макс оторвал от Лилы рот, но руки продолжали впиваться в ее плечи.
— Ты этого хочешь? — потребовал он. — Хочешь, чтобы я забыл все правила и нормы приличия? Желаешь знать, что я чувствую? Каждый раз, когда ты приближаешься ко мне, мне нестерпимо хочется коснуться тебя, а потом утащить куда-нибудь подальше и заниматься любовью до тех пор, пока ты не забудешь, что у тебя когда-либо был кто-то еще.
— Тогда почему?..
— Потому что забочусь о тебе, черт бы все побрал. Потому что стремлюсь выказать тебе хоть немного уважения. Потому что слишком сильно тебя жажду, чтобы стать просто очередным партнером в твоей постели.
Гнев исчез из ее глаз, сменившись уязвимостью более трогательной, чем слезы.
— Ты и не стал бы.
Лила подняла ладонь к его лицу.
— Ты первый, Макс. Никогда не было такого, как ты.
Он промолчал, и сомнение в его взгляде заставило ее опустить руку.
— Ты мне не веришь.
— С тех пор как встретил тебя, не могу ясно мыслить.
Внезапно он понял, что все еще стискивает ее плечи, и ослабил захват.
— Можно сказать, ты ослепляешь меня.
Лила прикрыла веки, осознав, как близко подошла к раскрытию самого сокровенного. Унизила себя, смутила его. Если между ними существует только физическое влечение, то у нее хватит сил принять это.
— Тогда оставим пока эту тему.
Лила изобразила улыбку:
— Мы слишком серьезно все воспринимаем.
Чтобы успокоить себя, подарила ему мягкий ленивый поцелуй.
— Друзья?
Он глубоко вздохнул.
— Конечно.
— Прогуляйся со мной до дома, Макс. — Лила скользнула пальцами в его ладонь. — Чувствую, пора вздремнуть.
Час спустя Макс сидел на солнечной террасе, примыкающей к его комнате, с блокнотом на коленях, о котором, впрочем, уже забыл, и размышлял о Лиле.
Он и близко не подошел к пониманию этой женщины… и был уверен, что не сможет постичь ее, даже если на это уйдет несколько десятилетий. Но действительно тревожился, с достаточно ощутимым толчком страха, об остальных вызываемых ею эмоциях. Что он, ничем не примечательный профессор, относящийся к среднему классу, может предложить великолепной, экзотической и свободолюбивой красавице, которая дурманила источаемой сексуальностью, как другие женщины духами?
Он так прискорбно неловок, то заикается в ее присутствии, то в следующее мгновение ведет себя как неандерталец.
Возможно, самое лучшее — осознать, что ему гораздо комфортнее и, конечно, привычнее с книгами, чем с женщинами.
Как признаться ей, что хочет ее так сильно, что едва может дышать? Что боится дать волю своим потребностям, потому что прекрасно понимает — если уступит желаниям, то никогда не освободится от нее? Для нее — необременительный летний роман, для него — любовь, навсегда изменившая жизнь.
Он влюбился, что просто нелепо. Ему нет места в ее жизни, и Макс уповал на то, что у него хватит ума сдерживать эмоции, пока они не завели его слишком далеко. Через несколько недель он вернется к повседневной, упорядоченной рутине. Именно к этому он и стремится. Именно это и должно случиться.
Но это невозможно, если они будут так часто видеться.
— Макс? — Трент, направляясь к западному крылу, остановился. — Помешал?
— Нет. — Макс поглядел на чистый лист на коленях. — Нечему мешать.
— Выглядишь так, словно пытаешься разрешить особенно трудную задачку. Что-то связанное с ожерельем?
— Нет.
Макс искоса взглянул против солнца:
— Женщины.
— О. Удачи. — Трент поднял бровь. — Особенно, если это Калхоун.
— Лила.
Измученный Макс потер лицо руками.
— Чем больше думаю о ней, тем меньше понимаю.
— Идеальное начало отношений.
Ощущая самодовольство, Трент решил на минутку задержаться и присел.
— Она очаровательная женщина.
— Я бы сказал переменчивая.
— Красивая.
— Ей нельзя этого говорить. Она откусит тебе голову.
Макс заинтриговано взглянул на Трента:
— Кики угрожала ударить, если скажешь, что она красивая?
— Пока нет.
— А я-то решил, что это семейная черта.
