В другой груде лежали книги по искусству. Лила взяла верхнюю, открыла на закладке Макса и, как и он, почувствовала мимолетную нервную дрожь, увидев имя Кристиана Брэдфорда. Опустившись на стул перед пишущей машинкой, дважды перечитала короткую биографию.
Зачарованная и возбужденная, Лила отложила томик, взяла следующий и заметила аккуратно сложенные машинописные страницы. Какие-то отчеты, решила она со слабой улыбкой, вспомнив, как аккуратно Макс отпечатал их беседу с Милли Тобиас.
«Она стояла лицом к морю на вершине высокой каменной башни».
Охваченная любопытством, Лила, устроившись поудобнее, продолжила чтение и успела дойти до половины второй главы, когда вошел Макс. Лила испытывала такие сильные эмоции, что с трудом заставила себя заговорить:
— Твоя книга. Ты начал писать книгу.
— Да. — Макс сунул руки в карманы. — Я искал тебя.
— Это ведь Бьянка, правда?
Лила заглянула в страницу.
— Лаура — это Бьянка.
— Отчасти.
Макс не смог бы описать своих ощущений, когда увидел, что она читает его слова… слова, пришедшие не столько из разума, сколько из сердца.
— Место действия здесь, на острове.
— Это показалось правильным.
Он не двигался, не улыбался, просто стоял, выглядя сконфуженным.
— Прости. — Извинение прозвучало жестко и чрезмерно вежливо. — Не стоило читать без твоего разрешения, просто странички попались на глаза.
— Все в порядке.
Макс пожал плечами, руки в карманах сжались в кулаки. Ей совершенно не понравилось, решил он.
— Не имеет значения.
— Почему ты мне не сказал?
— Да, собственно, нечего говорить. Я написал приблизительно пятьдесят страниц, да и то вчерне. И подумал…
— Это прекрасно.
Борясь с болью, Лила поднялась на ноги.
— Что?
— Роман прекрасный, — повторила она и обнаружила, что боль стремительно перерастает в гнев. — Ты достаточно умен, чтобы понимать это. За свои годы прочитал тысячи книг и в состоянии отличить хорошую работу от плохой. И если не захотел со мной поделиться, что ж, имеешь на это полное право.
Все еще ошеломленный, Макс потряс головой.
— Все совсем не так, я…
— А как? Я достаточно хороша, чтобы делить с тобой постель, но не настолько, чтобы участвовать в принятии важнейших решений твоей жизни.
— Это нелепо.
— Отлично.
Справившись с раздражением, Лила отбросила волосы назад.
— Я нелепа. И, очевидно, уже давно.
Слезы, зазвеневшие в ее голосе, одновременно и напугали, и расстроили Макса.
— Почему бы нам не сесть и спокойно все не обсудить?
Лила прислушалась к инстинктам и толкнула ему стул.
— Вперед. Присаживайся. Но, по-моему, нет никакой необходимости что-то обсуждать. Ты начал писать книгу, но не удосужился поделиться со мной. Тебе предложили продвижение по службе, но ты не счел нужным даже упомянуть об этом. Только не мне. У вас своя жизнь, профессор, у меня своя. Мы с самого начала пришли к такому выводу. Просто мне не повезло, что я влюбилась в тебя.
— Если бы ты только…
Когда ее последние слова дошли до сознания Макса, то ослепили, ошеломили, восхитили.
— О Боже, Лила.
Макс рванулся к ней, но она подняла обе руки.
— Не трогай меня, — выпалила Лила так отчаянно, что он невольно замер.
— Чего же ты хочешь?
— Ничего. Если бы сумела удержаться от ожиданий, ты не смог бы причинить мне такую сильную боль, как сейчас. Но это — моя проблема. А теперь, прошу прощения.
Он схватил ее за запястье, прежде чем она достигла двери.
— Ты не можешь вывалить на меня все это, признаться в любви, а потом просто уйти.
— Я поступлю так, как сочту нужным.
Обдав его ледяным взглядом, Лила отдернула руку:
— Больше мне нечего сказать, да и тебя я слушать не желаю.
Она вылетела из его комнаты, примчалась в собственную и заперлась.
Гораздо позже Лила отсиживалась в спальне и проклинала себя за то, что полностью потеряла и гордость, и самообладание. Все, чего она добилась — поставила в неловкое положение и себя и Макса, да еще заполучила нестерпимую головную боль.
Накинулась на профессора, что совершенно неправильно. Давила на него — очень глупо. Надежда на то, что удастся незаметно подвести Макса к любви, потеряна, потому что она разом потребовала от него того, что он не хотел отдавать. И теперь с большой долей вероятности разрушила даже дружбу, которая жизненно важна для нее.
Но извиняться не за что. Независимо от того, насколько несчастной она себя чувствовала, Лила не собиралась извиняться за правду. И никогда не станет утверждать, что жалеет о своей любви.
Не находя себе места, Лила вышла на террасу. Луну закрывали облака. Ветер гнал их по небу, так что свет то мерцал, то через мгновение гас. Дневная жара спала, но ночь выдалась душной, по черному ковру лужайки порхали светлячки, словно искорки затухающего огня.
Где-то вдалеке грохотал гром, однако совсем не ощущалось освежающего запаха дождя. Море не штормило, и даже если капризный ветер пригонит грозу, могут пройти часы, прежде чем она разразится и принесет долгожданную прохладу. Вдыхая пряный опьяняющий аромат цветов, Лила смотрела в сад и настолько ушла в свои мысли, что целую минуту глазела на проблески света, прежде чем что-то заметила.
Только не это, подумала она, и так настроение подавленное, а тут еще любители поохотиться за сокровищами в поисках острых ощущений. Но Сюзанна слишком тяжело трудилась, чтобы позволять какому-то идиоту с картой перекапывать ее цветы. В любом случае изгнание нарушителя поможет прогнать уныние.
Лила тихонько спустилась по лестнице в глубокий сумрак сада и последовала за лучом, размышляя по дороге, пригрозить ли проклятьем Калхоунов или старым добрым «Полиция уже в пути». Оба варианта — вполне надежный способ заставить жадных глупцов пуститься наутек. В другое время такая перспектива могла бы и развлечь.
Небо снова заволокло, Лила остановилась и хмуро прислушалась. Раздавался только звук собственного дыхания. Листья не колыхались, птицы не пели в кустах. Пожав плечами, пошла дальше. Возможно, кладоискатели заметили ее и убежали, но надо убедиться. В темноте споткнулась и едва не свалилась в грязь. Веселье исчезло, когда глаза приспособились, и Лила увидела, что прекрасный ковер Сюзанны из георгинов уничтожен.
— Идиоты, — прошипела она и пнула обутой в сандалию ногой комок земли. — Что, черт возьми, у них в башке?
Вздохнув, наклонилась и подняла растоптанный цветок. Погладила его пальцами, и тут чья-то рука
