— Зверски.
— Сейчас вернусь.
Лила покинула его, оставив после себя шлейф необыкновенного экзотического аромата.
Макс в изнеможении откинулся назад. Он ненавидел чувство беспомощности — осадок наваждения детства, когда он был маленьким и страдал астмой. Его отец с отвращением отвернулся от него, поняв, что единственного сына-неудачника не удастся превратить в футбольную звезду. Хотя Макс и понимал, что это нелогично, но болезнь вернула несчастливые воспоминания.
Поскольку он всегда считал свои умственные способности более мощными, чем тело, то теперь применил самовнушение, блокируя боль.
Мгновением спустя Лила вернулась с мазью из ведьмина ореха[7] и аспирином.
— Вот, держите. После завтрака могу отвезти вас в больницу.
— В больницу?
— Наверное, лучше, чтобы вас осмотрел врач.
— Нет. — Макс проглотил пилюли. — Я так не думаю.
— Как хотите.
Она села на кровать и изучающе посмотрела на него, одна нога лениво раскачивалась в такт какой-то внутренней мелодии.
Никогда в жизни он не чувствовал такого сексуального влечения к женщине — к нежной коже, тонким чертам лица, изысканным формам тела, глазам, губам. Взрыв чувств напрягал и расстраивал. Он почти утонул, напомнил себе Макс. А теперь мечтает только о том, чтобы дотронуться до русалки, спасшей его. «Спасшей мне жизнь».
— Я даже не поблагодарил вас.
— Полагаю, вам еще представится такая возможность. Попробуйте яичницу, пока не остыла. Вы должны поесть.
Макс покорно начал ковыряться в тарелке.
— Можете рассказать, что случилось?
— Со временем дойдем и до этого.
Лила расслабленно отбросила волосы назад и поудобнее устроилась на постели.
— Решила поехать вниз на пляж. Импульсивно, — добавила она, лениво пожав плечами. — Когда с башни наблюдала за приближающимся штормом.
— Башни?
— Здесь, в доме, — объяснила она. — Меня охватил порыв спуститься и посмотреть на бушующее море. Потом заметила вас.
Небрежным жестом Лила откинула непослушный локон с его лба.
— Вы были в беде, так что я нырнула за вами. И совместными усилиями мы вытащили друг друга на берег.
— Помню. Вы поцеловали меня…
Ее губы изогнулись.
— Считаю, мы заслужили это.
Лила нежно коснулась синяка, расплывающегося на его плече.
— Вы ударились о камни. Что же вы там делали?
— Я…
Макс прикрыл веки, пытаясь прояснить путаные мысли. Усилие вызвало бисеринки пота над бровями.
— Не помню.
— Ладно, может, начнем с вашего имени?
— Моего имени? — Он открыл глаза и растерянно посмотрел на нее. — Разве вы не знаете?
— У нас не было возможности познакомиться по-настоящему. Лила Калхоун, — представилась она и протянула ему руку.
— Квартермейн.
Он с облегчением принял ее ладошку — хоть что-то прояснилось.
— Максвелл Квартермейн.
— Макс, выпейте еще немного чая. Он с женьшенем, для вас очень полезно.
Взяв тюбик, Лила начала осторожно втирать лекарство в ушибы.
— Чем вы занимаетесь?
— Я… ах да, я профессор истории в Корнуэльском университете.
Ее прикосновения ослабили боль в плече и успокоили до полного расслабления.
— Расскажите мне о Максвелле Квартермейне.
Лила хотела отвлечь его и увидеть, как он снова уплывет в сон.
— Откуда вы?
— Вырос в штате Индиана…
Ее пальцы скользнули на его шею, разминая напряженные мышцы.
— Мальчик с фермы?
— Нет.
Макс вздохнул, почувствовав, как отпустило скованные мышцы, и заставил ее улыбнуться.
— Мои родители держали магазинчик. Я помогал им после школы и летом.
— Вам нравилось?
Его веки потяжелели.
— Это было моей обязанностью. Учеба занимала много времени. Отца всегда раздражало, когда он видел меня уткнувшимся в книгу. Он этого не понимал. Я перепрыгнул пару классов и поступил в Корнуэлл.
— На стипендию? — предположила она.
— Угу. Написал докторскую, — слова стали медленными и неразборчивыми. — А вам известно, как много соискателей защитили докторскую между 1870 и 1970 годами?
— Очень интересно.
— Точно. — Он почти спал под воздействием ее тихого голоса и нежных рук. — Я хотел бы жить в 1910 году.
— Возможно, вы тогда и жили. — Лила усмехнулась, удивленная и околдованная. — Поспите, Макс.
Когда Макс снова очнулся, в комнате никого не было. Компанию ему составляла дюжина болезненно пульсирующих мест. Он заметил, что Лила оставила аспирин и графин с водой около кровати, и с благодарностью проглотил пилюли.
Даже такое незначительное усилие истощило его, и страдалец откинулся на подушки, чтобы отдышаться. Яркий солнечный свет струился через распахнутые двери террасы вместе со свежим морским воздухом. Макс потерял ощущение времени, и несмотря на то что было очень соблазнительно полежать еще и снова закрыть глаза, необходимо обрести хоть какой-то самоконтроль.
Возможно, Лила прочитала его мысли, подумал он, когда увидел свои брюки и чью-то рубашку, аккуратно свернутую в ногах постели. Макс поднялся, кряхтя, как старик с радикулитом и ломотой в мышцах. Все тело скулило от боли, он поднял одежду и посмотрел в боковую дверь, где обнаружил ванную на ножках в виде когтистых лап и хромированный душ, который с наслаждением включил.
Пошла вода, трубы завыли, мускулы тут же заныли под сильно бьющей струей. Но десять минут спустя Макс почувствовал себя почти живым.
Вытереться полотенцем было нелегко, даже такая простая задача заставила задрожать руки и ноги. Сомневаясь, что обрадуется собственному отражению, Макс протер запотевшее зеркало и начал изучать лицо.
Под щетиной белая и распухшая кожа, тень из-под повязки на виске оказалась фиолетовым синяком. Он уже знал, что на теле множество таких же отметин. Разъеденные соленой водой глаза отливали
