— Меня начинает подташнивать, мистер Коннау.
— Не мистер Коннау, а Альберт. Разве я не просил тебя называть меня запросто Альбертом? И вот этот страх…
— Альберт, мне надо подняться на палубу и подышать свежим воздухом. Я чувствую себя скверно.
— Пустяки, — возразил он. — Выпей немедленно чистого виски. А воздуха тебе и здесь хватит вволю.
Вы, верно, знаете, что иллюминаторы задраены намертво, но он тем не менее удивительно ловко с ним справился, резкий порыв влажного ледяного воздуха ударил мне в лицо с такой силой, что я чуть на задохнулся. Гардины взлетели вверх, мой стакан упал на пол.
— Отлично, — бодро сказал он. — Недурно я справился с этим окном. Знаешь, а ведь я когда-то мечтал стать боксером.
Я надел плащ.
— Послушай, Альберт, а чем ты, собственно говоря, занимаешься?
— Бизнесом, — коротко ответил он.
Видно, мой вопрос заставил его приуныть.
Наступило долгое молчание. Мы выпили. Время от времени наш стол обдавали соленые брызги. Я попытался неудачно пошутить, сказав, что у нас в стаканах прибавилось водички, и тут, к своему ужасу, увидел, как в глазах мистера Коннау появились слезы и его лицо исказилось.
— Тебе этого не понять. Ты не знаешь, каково мне сейчас…
Я просто не выношу слез, стоит кому-нибудь заплакать при мне, я пропал. Я тут же готов обещать что угодно: вечную дружбу, деньги (хотя в данном случае дело было не в них), свою постель, выполнение любого поручения. И надо же было этому большому сильному человеку заплакать… Я пришел в отчаянье, вскочил, стал предлагать все, что приходило на ум, — пойти в ночной клуб, в бассейн, куда угодно. Но тут теплоход сильно качнуло, и я влетел в объятия мистера Коннау. Он вцепился в меня, словно утопающий, и прижался лицом к моему плечу. Это было ужасно. Мое положение было во многих отношениях крайне неудобным. В такой ситуации я еще никогда не оказывался. К счастью, теплоход основательно качнуло еще раз, в окно влетел целый шквал соленых брызг. Мистер Коннау рванулся к столику, он успел спасти свою бутылку и принялся закрывать иллюминатор. Я выскочил в коридор, помчался наугад, потом остановился в полном изнеможении перевести дух. Вокруг было пусто и тихо. Я выглянул в открытую дверь и увидел палубу. Довольно большое пространство заставлено креслами, у многих из них спинки уже откинуты. Некоторые пассажиры уже спали, завернувшись в одеяла. Я осторожно прошел на нижнюю палубу, взял одеяло и выбрал кресло у самой стенки. Великолепно! Наконец-то можно уснуть, погрузиться в тишину и забытье. У меня ужасно болела голова, одежда намокла, но меня это мало беспокоило. Я натянул одеяло на голову и растворился в абсолютном, безразличном покое.
Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Кто-то пытался стянуть с меня одеяло. Женский голос повторял: «Это мое кресло, номер тридцать один. У меня есть на него квитанция…» Я сел, совершенно ошеломленный, и стал извиняться, объясняя, что занял это кресло случайно, мол, освещение здесь плохое, и я очень сожалею…
— Ничего, — уныло ответила женщина, — я привыкла к подобным недоразумениям.
Голова у меня разболелась еще сильнее, к тому же я ужасно замерз. Почти все кресла были заняты спящими пассажирами, я просто-напросто уселся на пол и стал массировать затылок.
— У вас что, нет квитанции? — строго спросила женщина.
— Нет.
— Вы потеряли ее? Все каюты заняты. И здесь, на палубе, ни одного свободного места.
Я ничего не ответил. Может, они разрешат мне спать хотя бы на полу.
— Где вы так промокли? — продолжала она. — От вас разит виски. Мой сын Херберт тоже пьет виски. Один раз он упал в озеро.
Она сидела, закутавшись в мое одеяло до подбородка и положив шляпу к ногам, маленькая, костлявая, седовласая, с загорелым лицом и крошечными пронзительными глазками.
— Мой чемодан стоит вон там. Принесите его сюда, если сможете. В таком месте, как это, надежнее держать свои вещи рядом с собой. Осторожнее, не поломайте коробку с печеньем. Я везу ее Херберту.
Чуть погодя пришли еще пассажиры и стали искать свои кресла. Теплоход сильно качало, кого-то поодаль стошнило в бумажный мешок.
— В Лондоне все будет по-другому, — сказала старая дама, подвинув чемодан поближе к своему креслу. — Нужно только отыскать его адрес. Вы не подскажете, где узнают адреса?
— Нет, — ответил я. — Но, быть может, пассажирский помощник…
— И вы собираетесь спать так всю ночь?
— Да, я очень устал.
— Понимаю. Виски стоит дорого, — добавила она чуть погодя. — Вы ничего не ели?
— Нет.
— Так я и думала. У них есть еда в гриль-баре. Но мне он не по карману.
Я свернулся калачиком на полу, запахнул поплотнее плащ и тщетно попытался уснуть. Как могла эта старуха отправиться в Лондон, даже не зная адреса сына? Ведь ее непременно задержат при сходе на берег. Времена нынче таковы, что нужно предъявить бумагу, к кому едешь, и иметь определенную сумму денег, а не то тебя не впустят в страну… Откуда она сама-то? Верно, из глухой провинции. Она испекла сыну печенье… Господи, до чего же люди беспомощны и бестолковы!
Я поспал немного и снова проснулся. Она храпела, свесив руку с кресла. Рука у нее была усталая, морщинистая, загорелая, на пальце дня широких обручальных кольца. Теперь затошнило многих, и воздух стал просто невыносимым. Я решил выти на верхнюю открытую палубу. Из-за давнего отвращения к лифтам, я стал подниматься по лестнице и остановился напротив гриль-бара, где люди все еще сидели и жевали. После некоторого колебания купил несколько больших бутербродов и бутылку пива. Потом снова спустился вниз и пошел на прежнее место. Старуха не спала.
— Ах, как вы добры, — сказала она и тут же принялась уписывать бутерброды. — Оставить вам половину?
Но есть мне уже расхотелось. Я сидел и думал, сколько ей понадобится денег, чтобы сойти на берег. Найдется ли в Лондоне какой-нибудь благотворительный отель, готовый приютить заблудившуюся путешественницу? Нужно будет спросить пассажирского помощника, он, наверное, знает…
— Меня зовут Эмма Фагерберг, — сообщила она.
Лежавший рядом пассажир высунул голову из-под одеяла и сказал:
— Хватит болтать! Не дают заснуть.
Эмма Фагерберг вытащила из-под подушки сумочку.
— Вы такой добрый, — прошептала она. — Я покажу вам фотографию моего сына. Вот таким был Херберт в четыре года. Снимок плоховатый, но у меня есть еще много, получше этого…
Примечания
1
«Черное и белое» — название виски (англ.).
2
