пару дней, скорее всего. Жена отчалила из Нью-Йорка пятнадцатого числа.
– Дай мне с ней поиграть. – Фини пометил пластиковый мешочек своими инициалами, распечатал его и вытянул контейнер. – Тяжелая, сволочь. Так, что тут у нас? Голосовой и ручной режим. Если она действовала вручную, трудно будет распознать. Да даже если голосом, адвокат возразит, что она его жена. Заполнила коробочку или добавила по его просьбе. Даже снотворное. Его-то больше нет, он уже ничего сказать не сможет.
– Давай продвигаться шаг за шагом.
Ева оставила его развлекаться, а сама двинулась в обратный путь. Надо будет узнать, удалось ли Пибоди созвониться с жиличкой Бебе Петрелли. Потом надо будет начать работу над другими возможными кандидатками, которых Ева нашла в файлах. Надо выявить все вероятности.
У Евы было предчувствие, что вероятность по Бебе Петрелли с учетом всех данных будет высока. Но…
Она резко остановилась, увидев Бенедикта Форреста у входа в свой «загон». О господи! Стоит ей отлучиться хоть на минуту, как ее уже ждет кто-то из гражданских.
Форрест бросился к ней навстречу.
– Лейтенант Даллас, мне надо с вами поговорить.
Поскольку Ева была не прочь провести с ним раунд, она сделала приглашающий жест рукой:
– Давайте поговорим у меня в кабинете.
Ева пошла вперед, но по дороге перехватила взгляд Пибоди и, заметив блеск в этом взгляде, пропустила Бена вперед.
– Проходите, – Ева указала рукой на дверь своего кабинета, – я сейчас. Одну минуту.
Огибая столы, она подошла к Пибоди.
– Что у тебя?
– Чарльз с Луизой женятся!
– Знаю. Ты успела…
– Я знаю, что ты знаешь, потому что Чарльз только что мне сказал, что он тебе сказал. А ты мне не сказала. Целое утро прошло, а ты – ни словечка!
– Мне и без этого было о чем подумать.
– Но это же грандиозная новость! – Пибоди буквально подпрыгивала на стуле, и Ева подумала: что такое есть в свадьбах, из-за чего взрослые, вроде бы разумные женщины начинают скакать? – Это же супер-супер! И он сказал, что отказался от лицензии компаньона, и что он открывает собственную практику, и у них будет свадьба в вашем доме через пару месяцев, и…
– О черт, Пибоди, меня в кабинете ждет человек, связанный с делом об убийстве. Может, отложим разговор о свадьбах до другого раза?
– Но это же так мило! И так романтично.
Ева наклонилась над столом.
– Я вам запрещаю сидеть и мечтать о свадьбах за рабочим столом, детектив. Только не в моем «загоне». Разве что после того, как вам позвонит Ава Эндерс и продиктует полное признание. И еще: слова «мило» и «романтично» не должны срываться с ваших губ в моем присутствии, если только они не пронизаны – или как там это называется? – пропитаны сарказмом. А теперь докладывай.
– Да ну тебя. Зануда!
– Для вас, детектив, лейтенант Зануда. Итак, Нина Коэн.
– Насколько ей известно, Петрелли не покидала свой дом в ночь убийства. Но она уверяет, что Петрелли никогда не выходит из дому после полуночи, так что она просто предположила, что и в ту ночь было то же самое. – Пибоди выразительно взглянула на часы. – Скоро-скоро тебе придется расстаться с двадцаткой. Ты мне должна, не забыла?
– Это мы еще поглядим, кто кому двадцатку задолжал, – предупредила Ева и отправилась в кабинет.
Бен ходил взад-вперед. Ева даже из-за двери слышала, как топают его ноги по ее истертому полу. Впрочем, она и сама частенько ходила взад-вперед, когда ее что-то беспокоило.
– Извините, что заставила вас ждать, – сказала она, входя. – Садитесь.
– Вы подозреваете Аву?
Ева закрыла за собой дверь. С закрытой дверью ее кабинет превращался в спичечный коробок, но так хоть можно было поговорить с глазу на глаз.
– Есть у меня такая привычка: видеть в людях подозреваемых.
– Но если вы тратите время, подозревая человека, который никоим образом не мог убить моего дядю, значит, вы не подозреваете человека, который его действительно убил. – Бен обхватил голову руками. – Леопольд Уолш рассказал мне, что вы приходили и расспрашивали о ней. Он уже склонен верить, что вы правы, и счел своим долгом меня предупредить. Будто она может удушить меня в собственной постели или что-то в этом роде. Безумие какое-то!
– Ваш дядя был очень богатым человеком. Теперь она стала гораздо богаче, чем была при его жизни.
– Я тоже. Если все считать в проклятых долларах и центах, я стал гораздо богаче.
– Доллары и центы являются старым добрым, хорошо испытанным мотивом убийства.
