нетерпением ожидал результатов испытания и, получив сообщение о том, что оно состоялось — произошло это 16 июля 1945 года, за день до открытия Потсдамской конференции, — счел необходимым проявить жесткость по обсуждавшимся в Берлине проблемам.
Особенно это стало заметным в вопросах, касавшихся Восточной Европы. В повышенном тоне американский президент бездоказательно заявил:
— Советская сторона не выполняет соответствующих обязательств, по поводу которых три державы договорились в Крыму.
Делегация СССР решительно отклонила это утверждение, а также домогательства Вашингтона, которые являлись отражением его пронизанного экспансионистскими амбициями подхода к Восточной Европе и другим районам мира.
Получив в Потсдаме отпор со стороны Советского Союза, США вынуждены были признать, что из их «твердой» позиции ничего не вышло. Характерно, что американская и английская делегации разработали специальный сценарий того, как поставить в известность Сталина о том, что у американцев имеется атомная бомба. Осуществлялся этот сценарий следующим образом.
Я очень хорошо помню этот момент. Случилось это на восьмой день Потсдамской конференции, 24 июля. Сразу же после окончания пленарного заседания Трумэн встал со своего места и подошел к Сталину. Тот тоже встал со своего места, собираясь выходить из зала. Рядом с ним был переводчик нашей делегации Павлов. Вблизи стоял и я.
Трумэн обратился к Павлову:
— Переведите, пожалуйста.
Сталин остановился и повернулся к Трумэну. Я заметил, что в нескольких шагах от Трумэна приостановился и Черчилль.
— Я хотел бы сделать конфиденциальное сообщение, — сказал Трумэн. — Соединенные Штаты создали новое оружие большой разрушительной силы, которое мы намерены применить против Японии.
Сталин выслушал перевод, понял, о каком оружии идет речь, и сказал:
— Благодарю за информацию.
Трумэн постоял, вероятно, ожидая еще какой-нибудь ответной реакции, но ее не последовало. Сталин спокойно вышел из зала. А на лице Трумэна было написано как бы недоумение. Он повернулся и тоже пошел, но в другую от Сталина сторону, в те двери, за которыми находились рабочие помещения американской делегации.
Хочу обратить внимание на то, что это произошло тогда, когда США уже изготовили бомбу и собирались предать ядерной смерти японские города — Хиросиму и Нагасаки.
Американский президент, как стало известно позже, был немало разочарован такой реакцией советского руководителя.
Черчилль с волнением ожидал окончания разговора Трумэна со Сталиным. И когда он завершился, английский премьер поспешил спросить президента США:
— Ну как? Тот ответил:
— Сталин не задал мне ни одного уточняющего вопроса и ограничился лишь тем, что поблагодарил за информацию.
Вспоминая об этом разговоре, Трумэн будет потом уверять, что из сказанных им в самой общей форме нескольких фраз о новом оружии Сталин будто бы вряд ли мог сделать надлежащие выводы. В действительности же Сталин незамедлительно из Потсдама дал советскому ученому-физику И. В. Курчатову указание ускорить дело с созданием атомной бомбы, которое стало мощным импульсом для всего комплекса соответствующих работ в нашей стране. Это, конечно, явилось единственно правильным решением в условиях, когда США стали обладателями ядерного оружия. Советский Союз вынудили пойти на такой ответный шаг.
С появлением на свет ядерного оружия кардинально изменилась военно-стратегическая ситуация в мире. Крупнейшие открытия прошлого не оказывали такого воздействия на всю международную жизнь, как повлияло на нее создание атомной бомбы.
Соединенные Штаты были первой страной, в арсенале которой оказалось ядерное оружие. Они же первыми его и применили.
Именно США положили начало гонке ядерных вооружений, которая ныне создает угрозу всему человечеству.
Преодолев на Потсдамской конференции многие трудности, вызванные позицией США и Англии, наша страна все же добилась принятия на ней важных согласованных решений. Принципиальными были решения конференции по вопросу о демократизации, демилитаризации и денацификации Германии. Однако в политике западных держав вскоре выявилось нежелание их выполнять.
Пойдя на создание Бизонии и Тризонии, а потом и отдельного сепаратного западногерманского государства, Вашингтон, Лондон, а вслед за ними и Париж продемонстрировали, что они отказались от создания единой, подлинно демократической, демилитаризованной Германии. Дальнейшие советские предложения в этом направлении неизменно отклонялись. В результате появились, пройдя через ряд промежуточных ступеней, два независимых немецких государства — ГДР и ФРГ.
Вчетвером у Сталина
Запомнилась мне одна встреча в дни Потсдамской конференции в Бабельсберге. Можно сказать, врезалась в память. В ходе ее велась беседа членов советской делегации между собой, без участия каких- либо иностранных представителей. Состоялась она в резиденции Сталина. Ее участниками кроме него самого были Молотов, посол СССР в Англии Ф. Т. Гусев и я, как посол СССР в США.
Сначала мы с Гусевым ожидали, что к нам присоединится кто-нибудь еще. Однако назначенное время встречи подошло, но больше никто не появился. Для нас, послов, стало ясно, что предстоит разговор на тему о советско-американских и советско-английских отношениях, разумеется, в контексте Потсдамской встречи.
Наше предположение оказалось и правильным и неправильным. Правильным в том смысле, что затронуты были и советско-американские и советско-английские отношения. А неправильным потому, что проблемы, по которым Сталин желал обменяться мнениями, не укладывались в отношения Советского Союза только с этими двумя державами, представленными в Потсдаме Трумэном и Эттли. Черчилль к тому дню после выборов остался уже в Лондоне.
Конечно, оба посла, с одной стороны, понимали, что разговор предстоит серьезный. С другой стороны, мы испытывали немалое напряжение, так как знали, что каждое слово, произнесенное и мной, и Федором Тарасовичем, будет взвешиваться со всей строгостью. Возможно, оно будет и своеобразным испытанием. Хотя мы оба уже не раз встречались не только с Молотовым, но и со Сталиным, но эта встреча являлась особой. Она происходила в ходе конференции глав трех держав. Ее решения должны были иметь огромное значение на весах истории.
Мы вошли. В кабинете находились Сталин и Молотов. По всему мы видели, что они уже обменивались мнениями о тех вопросах, которые предстояло обсудить с двумя послами.
Сталин, обращаясь к Молотову, спросил:
— Не следует ли пригласить еще Вышинского и Майского?
Вышинский тогда был первым заместителем министра иностранных дел СССР, а Майский находился на положении советника делегации во время конференции.
Молотов высказал сомнение:
— Вряд ли следует. Поскольку Майский не справился с задачей обеспечить подготовку качественных и обоснованных материалов по вопросу о германских репарациях в пользу Советского Союза, то я уже имел с ним на этот счет серьезный разговор здесь в Потсдаме. Едва ли от него можно будет ожидать каких-либо полезных предложений и сегодня.
Скажу прямо, меня удивила резкость высказывания Молотова о Майском.
