XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России

теплоотвода. И если блок не герметичен, то возможно падение давления в первом контуре, повышение температуры и так далее…

— Я понимаю, что технические детали надо пустить — специалисты найдут подробное описание всех событий, скажите главное: было опасно?

— Очень!..

— Итак, вы на первом блоке…

— Спрашиваю: что с дизелями? В ответ- 'дизелей нет'. Они не запускаются, так как воздух кончился… Я прибегаю в дизельную… Точнее — пробиваюсь туда: ветер такой, что пришлось наклоняться под углом сорок пять градусов!.. Прибегаю туда, весь мокрый — выражение 'сражаешься с пургой' — справедливо… Я понял, что 'дизелей и не будет', надо организовывать подпитку электроэнергией со стороны Системы. А связи нет, поскольку вся оперативная связь идет у нас по высоковольтным линиям… Даже в Москву я не мог сообщить об этой критической ситуации… Из дизельной я пробежал до узла связи и начал вызывать 'Колэнерго'. Я понимал, что только от них можно что-то получить, тем более, что рядом с нами находится гидростанция и у нас с ней прямая линия. Но линиям междугородней связи удалось дозвониться… Благо, все связисты понимали, насколько тяжелая у нас ситуация… В общем, нас 'состыковали' с главным инженером Николаем Ивановичем Лебедевым. Он был на пульте, пытался заниматься ликвидацией аварии — а у них 'полетело' буквально все… Я ему объяснил, что сижу без дизелей, чтобы он срочно включил линию на ПО киловольт… Он все сделал, и через час сорок мы получили энергию… А все четыре блока у нас стоят — 3-й и 4-й на дизелях, а 1-й и 2-й без энергии… Получили подпитку энергией, положение мало-мальски стабилизировалось… Постепенно Система реанимировалась, начала работать… Однако у нас 110-я линия отключилась — 'второй провал'. И вновь никакой связи с 'Колэнерго'… Мне удалось дозвониться до главного инженера 'Нивского каскада', и попросил его включить '48-ю линию'. А он мужик спокойный, рассудительный, мне отвечает: 'А она не включится!'… Тут уж нервы не выдержали и пришлось употребить ряд нелитературных выражений… 'Ну, хорошо — включу!' — слышу спокойный ответ. И мы получили энергию от них… Извините, рассказываю эмоционально, вспоминаю просто о том, что сейчас приходит в голову — но ситуация, поверьте, была сложнейшая!

— Спасибо за откровенность. Дело не в технических деталях, а в ощущениях…

— После этого урагана я зауважал эти блоки…

— А когда станция снова начала работать в нормальном режиме?

— Где-то в восьмом часу… Ураган начался очень резко, почти неожиданно, и столь же резко он прекратился. Утром — тишина… 'Колэнерго' начало восстанавливать свои сети, вводили в строй основные магистрали. Они подали напряжение на наши 'шины' и мы начали запускать реакторы. Впрочем, пока только 3-й и 4-й, а 1-й и 2-й — 'до особого распоряжения'. Двое суток все анализировали, потом убедились в их безопасности, и запустили в работу… Я знал, что наши реакторы 'не боятся' таких ударов, что случилось той ночью, но одно дело теория, другое — реальность. Оперативный персонал сработал великолепно — они отключили все, чтобы не было утечки ни из первого контура, ни из второго… Ведь самое опасное в той ситуации было как раз какая-нибудь 'протечка', это очень-очень опасно… В общем, параметры 'не просадили', и это, безусловно, результат четкой работы оперативного персонала.

— Значит, уверенно работали?

— Никакой паники не было — четко, слаженно действовали. Вроде бы такая экстремальная ситуация, темнота — лампочки горят только от аккумуляторов… Контроль за реакторами, конечно, сохранился, но, тем не менее, ситуация весьма необычная — единственный раз за всю историю станции с этим столкнулись!.. Ведь все четыре блока отключились и два блока без дизелей… И вот после этого всего я еще больше зауважал эти блоки: у них конструкторами и проектировщиками заложены такие показатели надежности, что даже трудно представить… И то, что мы под влиянием 'моды'…

— Что вы имеете в виду?

— Под давлением Запада перешли на 3-м и 4-м блоках перешли на инерционные двигатели, маховики, систему уплотнения, систему подпитки и так далее, — это все громоздко, это снижает надежность и, самое главное, снижает безопасность… Но это мое мнение. Я считаю, что надо идти своими путями в технике…

— А что было потом?

— Потом были комиссии, разбирательства, нелицеприятные разговоры… Но из всего этого сделали хорошие выводы. Модернизировали систему запуска дизелей. Проектировщики признали свои ошибки и быстро устранили их… Но обвинять их нельзя: станция отработала уже много лет, и наверное, мы сами должны были предвидеть, что нечто подобное может произойти — все-таки мы работаем на Крайнем Севере и расслабляться здесь нельзя… Я думаю, что нельзя винить конструкторов и проектировщиков в том, что происходит на АЭС через 20 лет, и даже через 10. За это время мы в процессе эксплуатации должны до тонкостей знать особенности оборудования, достоинства и недостатки его, и уже сами принимать необходимые меры.

— Но разве такая мгновенная остановка не предусмотрена проектом? Если злоумышленник взорвет, к примеру, линию электропередач, и вам нужно остановить сразу же, разве это проблема?

— Нет, такое предусмотрено. Просто дизеля сразу же начинают работать, и станция без энергии не остается… И реакторы ждут, когда линия будет восстановлена… А суть нашей аварии в том, что дизеля во время урагана не запустились… Да и условия весьма необычные… И повторяю: у этих реакторов огромный запас безопасности (извините за каламбур)…

— Разве вы в этом сомневались?

— Наш ураган — еще одно подтверждение тому… Во время пожара на Армянской АЭС — там кабели начали гореть, на какое-то время был потерян даже контроль над реактором, но так как его надежность высока, ничего не случилось… А вот теперь по сути еще одно испытание его, и реактор с честью его выдержал.

— Там было очень серьезно?

— По-моему, шесть часов реакторы 'хлопали' клапанами — стравливалось давление из второго контура… За это время подтянули от дизелей новую кабельную линию, обеспечили подпитку энергией блоков. И дали воду…

— Сколько на ваш взгляд реактор может выдержать?

— Восемь часов. Пока не испарится вода из второго контура.

— А дальше?

— Очень тяжелая авария, с расплавлением активной зоны.

— Вы так спокойно об этом говорите?

— А у меня в запасе не секунды, а часы… За это время можно любую аварию предотвратить! И 'часы' — это степень надежности блока!

— Значит, здесь приобретен богатый опыт?

— Конечно. О нем знают теперь во всем мире.

— Как оценили коллеги — имею в виду неофициальные точки зрения?

— Поведение персонала очень высоко… Но главное, изучали 'поведение' дизелей — ведь для любой АЭС — это смерти подобно… А тут остались без дизелей, и все нормально! В это коллеги не верили поначалу, а потом начали тщательно изучать все происшедшее — и это уже не эмоции, а профессионализм…

— У вас ни разу этой ночью не возникло ощущение, что ничего сделать нельзя?

— Нет. Я был уверен, что через два — два с половиной часа мы обязательно запустим дизеля. Их пять штук, но одного достаточно, чтобы обеспечить безопасность. А потому я не сомневался, что дизели будут работать… Это инженерное чутье, что ли, но паники, повторяю, не было. Потом и хорошая злость появилась, мол, все равно мы своего добьемся!..

На подъезде к АЭС видишь распределительные устройства, мачты и линии электропередач, которые уходят куда-то вдаль, за горы и озера. Они создают какую-то удивительную 'индустриальную' красоту. Они воздушны, изящны, и даже не верится, что столь могучую силу они несут по городам и комбинатам,