XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России

— В Новосибирске комбинат тоже был за городом, а потом оказался в его черте. Одно время хотели его сделать закрытым, как и другие города Минатома. Возможно, и здесь предполагалось такое?

— Не исключено… Но город быстро рос, и предприятия оказались внутри его… Однако все было так засекречено, что даже слова 'уран', 'плутоний', 'оружие' не употреблялись. Но видимо, руководство страны считало, что надо собрать воедино, в один кулак, такие институты, как Курчатовский, 'Девятку', Институты биофизики, специальной аппаратуры и другие. Вот так и образовался 'ядерный остров' в Москве.

— А как вы попали в него?

— Заканчивал школу в 62-м году, когда ядерная физика, атомная энергетика пользовались большой популярностью. Ее пропагандировали, даже художественный фильм появился…

— Вы имеете в виду 'Девять дней одного года'?

— Он произвел на меня большое впечатление. Это была романтика… Да и старший брат у меня уже закончил МВТУ, а средний учился там… Я узнал, что кафедра паровых котлов закрывается, и на факультете энергомашиностроения создается кафедра, которая будет заниматься проблемами атомной науки и техники. Я поступил в МВТУ, учился на кафедре Н.А.Доллежаля, где готовились специалисты по созданию атомных реакторов. Нас учили там всему, что необходимо при конструировании реакторов. По предварительному распределению я планировался в Курчатовский институт, и был к этому готов. Информации о характере будущей работы было тогда мало, она была закрытой… Я стою перед дверью, жду, когда меня вызовут на комиссию. Ко мне подходит товарищ из отдела кадров и предлагает идти на работу в 'Девятку'. Говорит, что работа в лаборатории живая, с выпуском конкретных изделий… И это меня заинтересовало, я тут же дал ему 'добро'. И когда я пришел на комиссию, меня спросили: согласен ли я идти в 'Девятку', я ответил 'да'…

МГНОВЕНИЕ ИСТОРИИ: 'В середине 1947 года в НИИ-9 был создан отдел В, состоящий из трех лабораторий. Необходимо было выбрать способ получения металлического плутония, которого еще не было. Ориентируясь на таблицу Менделеева, разработчики оста новились на металлотермическом процессе. Первая промышленная восстановительная плавка плутония была проведена 14 апреля 1949 года. Вес полученного слитка составил 8,7 грамма. Выход металла в слиток составлял 87 процентов, при этом в качестве футеровки тигл я использовался оксид кальция. Позже, при использовании в качестве футеровки тигля оксида магния выход металла повысился до 97 процентов и сохранился на этом уровне во всех последующих плавках.

Потребовалось лишь 4 месяца от получения первого промышленного слитка плутония-239 весом менее 10 граммов до успешного испытания заряда'.

— Раньше что-нибудь слышали о 'Девятке'?

— Ни единого слова!.. В 67-м году я пришел в институт на выполнение дипломной работы в лабораторию А.Г.Самойлова, которая занималась 'транспортной тематикой'.

— Это что такое?

— Тепловыделяющие элементы — твэлы- для реакторов подводных лодок, атомных коммерческих судов.

— Создавался мощный атомный подводный флот?

— Да, такова была задача… Атомные ледоколы послужили той самой экспериментальной базой, которая позволила перейти к строительству подводного флота. А потом появились и атомные крейсеры, которые сейчас в нашей военной доктрине не предусмотрены…

— А разве 'Военная доктрина' у нас есть?

— Думаю, что да… Но это разговор особый…

— Вернемся к семье. Чем занимаются братья?

— Старший брат возглавляет ту самую кафедру, которой раньше руководил Николай Антонович Доллежаль. Средний брат в научно-исследовательском институте, связанном с созданием авиационных моторов, а младшая сестра, которая тоже училась в МВТУ, работает в институте, занимающимся космической тематикой…

— Так что вклад семьи Солониных в научно-технический прогресс большой!

— Нет, так говорить нельзя…

— В общем, на передовых рубежах сражаетесь!

— Ну так еще можно сказать, это точнее… А о сделанном не нам судить!

— Свою первую работу в 'Девятке' помните?

— Конечно… Я помню, как мои руководители сидели и между собой рассуждали, какой мне дипломный проект дать… Что-то об отслоении топлива говорили, а я понятия об этом не имел… Но потом дали все-таки более знакомое: возможности увеличения тепловой мощности реактора…

— Вы пришли и никто ничего вам не рассказал: чем предстоит заниматься? Или вам уже стало ясно что-то?

— Секретность в институте у нас была высочайшая: если коллектив занимался какой-то проблемой, то других к этой тематике не допускали… И я особенно не знал, чем занимаются другие, какие направления они разрабатывают… Я понимал, что мы занимаемся энергетикой: создавались лаборатории по быстрым и тепловым реакторам, другим установкам… Конечно же, соображал, что и оружие делаем, но где, как и кто — не имел понятия! В институте не было принято интересоваться тем, что тебе не положено знать… Контакты, безусловно, были со многими людьми, но секретность требовала, чтобы ты знал только в рамках своих исследований, а любознательность не только не поощрялась, но и немедленно пресекалась.

— Итак, диплом… А далее?

— Диплом — это учебная работа, и она заняла немного времени. А потом уже началась реальная деятельность, и вскоре я уже понял, что в конструкторской группе долго не удержусь — конструктор должен быть всесторонне подкован, знать технологию, испытательные стенды и так далее. Ну а я был просто чертежником с инженерным образованием, и потому начал 'закисать'. И честно говоря, загрустил. Но тут очередная 'перетасовка', и я попадаю в технологическую группу. Здесь начинается настоящая жизнь! В.И. Агеенков — мой первый учитель. Он лауреат Ленинской премии за создание твэлов 'СМ-2' — сверхмощного реактора, который работает в Димитровграде. Это была великолепная школа, и я попытался определить для себя сферу деятельности, которая была бы перспективна. Начал заниматься расчетными исследованиями поведения тепловыделяющих элементов. Совершенно четко представлял, что тот, кто ведет расчеты и программы, должен знать все и вся — конструкцию, технологии, материалы, результаты испытаний, условия работы и многое другое. В то время речь шла о надежности, о повышении ресурсов изделий, так что практика потребовала таких исследований.

— Существует весьма распространенное представление, что ничего особо сложного в твэле нет…

— Я понимаю, что вы пытаетесь меня спровоцировать, мол, разве можно так говорить и думать! Но ведь, действительно, большинство людей даже не представляют, что такое современный твэл…

— Что в нем необычного? Неужели они так разнообразны — и для каждого реактора нужен свой твэл?

— Разберите любой прибор, установку или машину — там ничего нет сложного, все очень просто… В тех же часах — пружинка, колесики… Так суть состоит в том, что для того чтобы колесики крутились, а часы не просто что-то показывали, а точное время, причем не месяц, не год, а на протяжении всей жизни часов, нужна большая наука, очень серьезная технология и очень серьезное конструирование!.. Это общий ответ на частный, казалось бы, вопрос. В любом деле не бывает дел второстепенных, не бывает мелочей. Любой элемент конструкции должен быть надежен…

— И, тем не менее?

— Вся работа реактора идет через твэл, в нем происходит процесс деления, он дает тепловую энергию. Это — сердце реактора… Мы должны получить уран соответствующего состава, получить требуемые соединения, сделать наружную очехловку из материала, который тоже должным образом