прозрачные коробочки с самой разнообразной лицевой растительностью, накладки для изменения фигуры.
Сама Ева видела свое отражение — и с лица, и со спины — в зеркалах на дверцах.
Она провела систематический поиск по всей комнате, потом осмотрела ванную. Он много чего здесь бросил, думала она. Обычный мужской несессер. Головные щетки, зубная щетка, одежда, книжные и музыкальные диски, пара ухоженных растений в горшках.
Все уже не новое, но в отличном состоянии. Ведь чисто, все упорядочено, но без фанатизма.
Еда в автоповаре, тапочки у кровати. Все выглядит так, будто вещи ждут своего хозяина, который скоро вернется. Только потом замечаешь, что ничего жизненно важного здесь нет. Ничего такого, что нельзя было бы с легкостью заменить.
Если не считать фотографии на письменном столе, мысленно добавила Ева. Но у него наверняка есть копии. Конечно, у него есть копии того, что толкает его на убийство. Ева вернулась к изучению париков и других приспособлений для изменения внешности.
Он все это бросил, бросил оружие, электронику. Оставил все, чем жил, чем был все эти годы? — спросила себя Ева. Он сделал то, что наметил, а все остальное для него больше не имело значения.
Вошла Пибоди.
— Я нашла сейф. Открыт и пуст.
— Здесь тоже такой есть.
— На задних стенках ящиков, за изголовьем кровати остались кусочки клейкой ленты.
Ева кивнула.
— Под умывальником в ванной, за бачком в туалете. Он очень осторожен. Я бы сказала, он держал деньги, оружие, запасные документы в нескольких местах по дому на случай, если бы пришлось удирать в спешке.
— Мы никогда его не найдем, Даллас. Его ветром унесло. Он умеет растворяться в воздухе.
— Умел. Я бы сказала, ему конец пришел, и теперь все зависит от того, что он решил делать дальше. Проверь первый этаж.
Сама Ева поднялась наверх и обнаружила, что Рорк и Макнаб с головой ушли в электронику. На четырех маленьких мониторах она увидела четыре разных места в доме: Пибоди, спускающуюся по лестнице, двоих агентов, обыскивающих кухню, вид на улицу от главного входа в дом. Каждые десять секунд изображение переключалось на другую часть дома.
— Он прикрыл свою задницу со всех сторон, — заметил Макнаб. — Тут все на автоматике, все предусмотрено, ничего не упущено. Движение, тепло, свет — все на детекторах. Жучковые сенсоры всюду понатыканы. Вот, смотри сюда.
Он щелкнул переключателем, и рядом с Евой скользнула в сторону стенная панель. Ева заглянула внутрь и увидела лестницу. На стене над лестницей было развешано оружие.
— Запасный выход.
— Суперкласс. Плюс он мог заблокировать дверь прямо отсюда.
— Дверь прямое попадание выдержит, — добавил Рорк. — У него тут есть кое-какие контакты. Спрятаны глубоко, но мы роем. Должен сказать, все прикрыто не так хорошо, как можно было ожидать, судя по уровню безопасности во всем доме.
Макнаб пожал плечами.
— Может, он решил, что ему не стоит об этом волноваться. Может, думал, что сюда никто не доберется.
— А может, его особо не волнует, что мы о нем узнаем на данный момент, — возразил Рорк.
Ева взглянула на фотографию.
— Возможно. Похоже, он тут все свои дела закончил и — с плащом-невидимкой или без него — исчез. Ему больше нечего делать в Нью-Йорке. Он поразил свою цель. Мы тут копаем в надежде найти какую-то связь с тем местом, куда он направился. Если связи не найдем, придется нам обращаться в ОВБ.
Рорк бросил на Еву пристальный взгляд.
— Не вижу в этом никакого смысла.
— А тут дело не в смысле. Это стандартная процедура. Он — их оперативник. Если он вышел из подчинения или сделал ноги и у него с собой такое опасное устройство, нам понадобятся их ресурсы.
— Будь добр, Йен, оставь нас на минутку.
Макнаб бросил взгляд на Рорка, потом перевел его на Еву. Ему не требовался сенсорный датчик, чтобы зафиксировать сигналы напряженности и тревоги.
— Ясное дело. Я… э-э-э… пойду посмотрю, не нужна ли помощь моей королеве.
— Это моя работа, — начала Ева, когда они остались одни. — Когда я доложу майору Уитни, что у нас тут есть, он мне прикажет вступить с ними в контакт и отдать им все, что у меня есть.
— У тебя ничего нет, — невозмутимо возразил ей Рорк, — кроме разве что весьма туманной связи между неким Франком Плютцем с Бакли и ОВБ. И все это со ссылкой на некий анонимный источник.
— У меня задокументировано, как он садится на паром, но с парома не сходит. Именно это, а не анонимный источник, гарантировало мне получение ордера. И у меня есть то, что мы нашли здесь.
— А что ты здесь такого нашла в подтверждение того, что он — оперативник ОВБ или что он выслеживал и убил Бакли?
Ева напряглась.
— Мы знаем, что у него на руках опасное оружие. Возможно, он собирается это оружие продать. В чужих руках…
— А Организация Внутренней Безопасности — это не чужие руки? — спросил Рорк. — Ты тут стоишь и говоришь, глядя мне в глаза, что ОВБ менее бесчестна, менее беспощадна, менее смертоносна, чем любая иностранная организация, какую только ты можешь вспомнить? И это после всего того, что они сделали с тобой? Что они позволили сделать с тобой, когда ты была ребенком? Стояли рядом, слушали… Ради всего святого, они слушали, мониторили, как твой отец тебя избивает и насилует, но не вмешивались в надежде, что он послужит приманкой для поимки крупной рыбы!
— Одно не имеет никакого отношения к другому, — Ева едва могла выговорить эти слова.
— Чушь собачья! Ты уже пыталась работать с ними раньше — совсем недавно, если я ничего не путаю. И когда ты обнаружила кровь и коррупцию, они попытались вывести тебя из игры. Попросту говоря, убить.
— Я знаю, что они сделали. Черт побери, это же не организация виновата, как бы она ни была мне противна, а отдельные люди, в ней работающие. Иван Драско, наверно, сейчас уже за тысячу миль от Нью-Йорка. Я даже представить не могу, кому он может продать эту штуку.
— Я это проверю.
— Рорк…
— Черт побери, Ева, ты не можешь и на этот раз просить меня отойти в сторону. В тот раз я сделал, как ты просила. Я оставил все как есть. Не тронул тех, кто позволял тебя мучить и насиловать, тех, кто знал и не вмешался.
Ее сердце как будто стиснул жестокий кулак напряжения.
— Я знаю, что ты для меня сделал. Я знаю, чего тебе это стоило. Но у меня нет выбора, это вопрос национальной безопасности. Рорк, поверь, я не хочу их привлекать, не хочу иметь с ними ничего общего, меня от них тошнит. Но тут речь не обо мне и не о тебе. И уж тем более не о том, что случилось, когда мне было восемь лет.
— Ты дашь мне двадцать четыре часа. Заметь, я не прошу, — добавил он, прежде чем она смогла сказать хоть слово. — Не в этот раз. Ты дашь мне двадцать четыре часа, чтобы его отследить.
Он был такой красивый, неотразимый, светский, но под этой светскостью скрывалась холодная беспощадность. Она это знала, понимала и принимала.
— Я могу отсрочить на двадцать четыре часа, могу потянуть время. Но через двадцать четыре часа и одну минуту мне придется передать дело.
— Ну, тогда я с тобой свяжусь. — Рорк прошел было мимо, но остановился и посмотрел ей в глаза. — Будет очень жаль, если мы с тобой друг друга не поймем по этому поводу.
— Мне тоже будет жаль.
