— Ждешь обещаний?
— Нет, — торопливо выпалила она, — нет, не надо обещаний, но я должна сдержать те, которые дала сама себе. Я приду к тебе, когда буду уверена, что это не только взрыв страсти, а нечто большее, с чем смогу жить дальше.
Потянувшись, погладила по колючей щеке:
— Единственное, за что ручаюсь, — если мы станем любовниками, никогда не пожалею об этом.
У него не было сил спорить, только не сейчас, когда она так на него смотрела.
— Не если, а когда, — поправил Холт.
— Ладно, — кивнула Сюзанна, поднимаясь.
Ноги уже не так тряслись, как она ожидала, сил заметно прибавилось. «Когда», — смаковала Сюзанна. Да, она уже осознала, что это всего лишь вопрос времени.
— Ну, а пока предоставим событиям идти своим чередом. Надо закончить посадку.
— Уже закончена.
Холт тоже встал. Сюзанна осмотрелась по сторонам.
Растения торчат из земли, почта выровнена и удобрена. Там, где раньше громоздились только камни, тонкий, измученный жаждой грунт сейчас был усеян яркими многообещающими молодыми цветами и нежно-зелеными листиками.
— Как?.. — удивилась Сюзанна, проверяя работу Холта.
— Ты проспала три часа.
— Три… — потрясенно оглянулась она. — Надо было разбудить меня.
— А я не разбудил, — просто сказал Холт. — Пора возвращаться домой, я уже опаздываю.
— Но ты не должен был…
— Дело сделано.
Нетерпение мерцало вокруг Брэдфорда.
— Хочешь вырвать эти чертовы штуки и пересадить по-своему?
— Нет.
Изучая ворчуна, Сюзанна поняла, что Холт не столько сердит, сколько смущен. Мало того, что он проявил себя таким милым и заботливым, так еще и потратил три часа, высаживая, — как он их насмешливо называл, — букетики.
И теперь застыл на струящемся солнце, выглядя очень по-мужски сердитым, с очаровательным садом камней у ног, засунув в карманы грубые и умелые руки. Только попробуй поблагодарить меня, казалось, предупреждал Брэдфорд, и я зарычу.
И тут, стоя перед Холтом на скалистом склоне, Сюзанна поняла то, с чем отказывалась мириться, блаженствуя в крепких объятиях. Что трусливо воспринимала только как страсть и примитивное вожделение. Она влюбилась. Не в горячие поцелуи и требовательные ласки. Но в скрытого внутри мужчину. В мужчину, который небрежно ерошил волосы ее сына и отвечал на бесконечные вопросы ее маленькой дочки. В мужчину, который оставил пятна краски на полу в память о своем деде. В мужчину, который высаживал за нее цветы, пока она спала.
Холт неловко переступил под пристальным взглядом.
— Значит так, если снова намерена грохнуться в обморок, брошу тебя там, куда упадешь. У меня нет времени играть в няньку.
И еще больше смутился от медленной улыбки, озарившей прекрасное лицо. Влюбилась и за это тоже… за вспышки раздражения, скрывающие сострадание. Конечно, нужно время, чтобы основательно обо всем поразмыслить. Чтобы привыкнуть. Но пока, в это самое мгновение можно просто упиваться своими чувствами и мечтать о чем-то большем.
— Ты здорово потрудился.
Холт оглянулся на цветы и скорее дал бы отрезать себе язык, чем признался, насколько наслаждался работой.
— Втыкаешь и засыпаешь землей, делов-то, — небрежно пожал плечами Брэдфорд. — Загрузил в пикап инструменты и материал. Мне пора.
— Я отложила заказ Брайсов до понедельника. Завтра… завтрашний день проведу дома.
— Ладно. Увидимся.
Холт направился к автомобилю, Сюзанна встала на колени и осторожно коснулась хрупких молодых саженцев.
В доме у воды человек, называющий себя Маршалом, закончил полный обыск, но мало что из найденного представляло значительный интерес. Отставной коп любил читать и не любил готовить. В спальне — полки с потрепанными книгами, на кухне разнообразные упаковки с запасами продовольствия. В коробке, небрежно брошенной в ящик, — медали, в тумбочке — заряженный пистолет тридцать второго калибра.
Облазив отделения стола, Маршал выяснил, что внук Кристиана сделал несколько вдумчивых инвестиций, и счел весьма забавным, что бывший полицейский сообразил создать неплохую заначку. Потом с удовлетворением обнаружил, что профессиональная выучка заставила Брэдфорда детально записать все, что тот разузнал о калхоуновских изумрудах.
Маршал рассвирепел, прочитав запись разговора со старой служанкой, которую отыскал Максвелл Квартермейн. Нахлынула ярость — чертов профессор должен был работать на него. Или умереть. Взломщик едва не поддался порыву разгромить коттедж, раскидать мебель, расколотить лампы. Устроить оргию разрушения.
Однако заставил себя сохранять спокойствие. Не хотел давать волю рукам. Пока. Может, он и не нашел ничего особо поучительного, но хотя бы выяснил, как далеко продвинулись Калхоуны.
Тщательно положил на место все бумаги и закрыл ящики. Во дворе залаяла эта мерзкая шавка. Маршал терпеть не мог собак. Ухмыляясь, потер шрам на ноге, оставленный гнусным калхоуновским гаденышем. Они заплатят за это. Они за все заплатят. Именно тогда, подумал вор, когда он заполучит изумруды.
И оставил дом в нетронутом виде.
