сколько утомительно: помехи были многочисленны, зато вполне устранимы. Хотя цель его поисков стала очевидна с первого взгляда на книги в «Однорогом быке» — мерзкой таверне, где заключались самые грязные пари, — собрать сведения оказалось не так уж просто. И все же спустя несколько недель Джилли раздобыл наконец свидетельства скандального пари — не в отношении самого советника, зато в отношении его близкого родственника. Этого было более чем достаточно. Ворнатти, узнавший подробности из письма Джилли, согласился с его доводами и выслал слуге премию, приложив к ней и новые указания.
Джилли считал, что имеет полное право на награду. Расставание с избранной жертвой отчетливо доказало, что лишь удача и дальновидный план позволили ему уйти живым. Маркиз Де Герр был весьма вспыльчивым молодым человеком; так что Джилли с радостью погрузился в гораздо менее опасные хлопоты по подготовке городского особняка Ворнатти после долгого отсутствия хозяина, стараясь держаться вдали от Де Герра. Благодаря подобной целеустремленности и отсутствию развлечений он вскоре информировал барона письмом, что подготовка дома окончена раньше намеченного срока.
— Добро пожаловать в Мюрн, милорд, — приветствовал барона Джилли, распахивая двери особняка на Дав-стрит. Ворнатти, землистый от утомительного двухдневного путешествия, все же перешагнул порог дома самостоятельно, опираясь на толстую трость. Маледикт вошел следом, толкая перед собой кресло- каталку. Он был облачен в городской наряд: рубашка из тончайшего батиста, кожаные панталоны, атласный камзол — все черное, отливающее синевой воронова крыла. Джилли помог Ворнатти устроиться в кресле и повернулся к Маледикту, не в силах отвести взгляд от элегантно одетого красавца.
— Теперь ты выглядишь, как подобает, — заметил он.
Маледикт отвесил глубокий поклон и улыбнулся, взглянув на Джилли снизу вверх.
— Джилли. — В голосе юноши отчетливо звучало удовольствие, эдакое мурлыканье, пробивающееся сквозь хриплый рык. Джилли надеялся, что оно было вызвано не только успехом его предприятия. Он хотел верить, что месяц разлуки не нарушил их хрупкой зародившейся дружбы, что месяц наедине с Ворнатти не обострил нервной вспыльчивости Маледикта до состояния заточенной бритвы.
— Да и ты сам довольно элегантен, — ответил Маледикт, дернул Джилли за собранные в хвост светлые волосы и принялся разглядывать расшитую ливрею. — А это что такое? — Маледикт обвел рукой скопление цветов и свертков.
Бросив опасливый взгляд на остальную прислугу, выстроившуюся вдоль стены в ожидании вознаграждения от Ворнатти, Джилли тихо пояснил:
— Как только я подловил Де Герра, остальные вельможи сразу припомнили, кто такой Ворнатти, и поспешили прислать дань, так сказать, увещевая поохотиться на кого-нибудь другого.
Маледикт расхохотался.
— Боятся тебя и твоих зорких глаз. А ведь меня они даже ни разу не встречали.
— Джилли, — позвал Ворнатти, прерывая их болтовню. — Я устал. Проводи меня в мои покои и проследи за распаковкой вещей. Я не положусь на горничных, что-то они не вызывают у меня доверия, — произнес барон с ухмылкой. — В особенности вот эта бесстыдница. — Трость, взмыв, уткнулась в юбки длиной всего лишь до лодыжек. — Как тебя зовут? — спросил Ворнатти.
— Ливия, сэр, — ответила девушка, сделав неглубокий реверанс. Трость Ворнатти пошевелила юбки, обнажая икру. Барон похлопал Ливию по руке. — Уверен, что тебя наняла не экономка. Только не с такими ножками. Бьюсь об заклад, Джилли выбрал тебя самолично. У него слабость к рыжеволосым горничным.
Залившись краской, Ливия кивнула.
Ворнатти отпустил всех, задержав взгляд на удаляющихся юбках Ливии. Когда Джилли шагнул, чтобы взять и перенести личные вещи барона в его комнаты, Ворнатти подставил ему трость, больно ударив по голеням с той всегда обманчивой и внезапной стремительностью, что была ему свойственна. «Как змея на гербе старика, что жалит быстро и безжалостно», — поморщившись, подумал Джилли.
— Джилли, — проговорил Ворнатти. Веселье для тебя закончится в тот самый миг, когда ты перестанешь мне угождать.
— Да, — отозвался Джилли, вспыхнув.
— Ты целый месяц был предоставлен сам себе. Не забывай, кто за все платит.
— Отвяжись, старый негодяй, — прервал Маледикт, встав между бароном и слугой и мимоходом коснувшись руки Джилли. — Нечего щелкать хлыстом.
— А ты, юнец, не должен забывать, что теперь мы в городе, и правила переменились. Джилли, отвези меня в мою комнату.
Джилли безропотно покатил кресло барона по коридору в комнату, которая некогда, до произведенных недавно умопомрачительных перестановок, служила второй гостиной. В последний раз, когда Ворнатти жил в городе, он еще мог сам подняться по широкой полированной лестнице на верхние этажи.
Маледикту как воспитаннику Ворнатти отвели господскую комнату на третьем этаже: барону она была уже не нужна. Вспомнив, как юноша мгновенно поднялся на его защиту, Джилли еще раз порадовался, что не пожалел времени и части премиальных, чтобы наполнить блюдо на прикроватном столике Маледикта его любимыми карамельками — такими же, какие тот когда-то стащил у Ласта.
Комната Джилли располагалась на том же этаже, на котором жили члены семьи и гости, чем намекала на его двусмысленное положение в доме Ворнатти. Горничные прислуживали Джилли, кухарка гоняла его, как озорного господского отпрыска, а дворецкий, пусть с ворчанием, все же повиновался. Зато окна комнаты выходили на пустырь и помойку, а мебели было далеко до той, что стояла в комнатах барона и его гостей.
Лишь по ночам Джилли забывал о своем шатком, зависящем от каприза положении, даже вопреки тому, что взор его упирался в старый поцарапанный шкаф, что громоздился прямо напротив кровати. Внимание его привлекало другое: он прислушивался к мирной тишине спящего дома, стремясь слиться с ней. Пот блестел на полоске шеи над воротом ночной рубашки, увлажняя спину и отбрасывая на руки блики свечного пламени. Горстка сожженных спичек на столике у кровати свидетельствовала о многочисленных неудачных попытках зажечь фитиль трясущимися руками. Последний месяц Джилли спал без сновидений — но стоило Маледикту переступить порог дома на Дав-стрит, как вот он, кошмар — тут как тут.
Джилли встряхнулся, освобождаясь от обрывков нервозности и страха, словно мокрый пес — от капелек воды. Опустившись на простыни, он снял нагар со свечи — а потом совершенно нелогично повернулся на другой бок и натянул на плечи одеяло, чтобы не видеть света.
Кошмар Джилли словно никуда и не уходил, как если бы пробуждений вовсе не было. Снова надгробья — и одна гробница с грохотом разваливается на куски; темнота подземелья, ни лучика света, исключая тусклый кровавый свет — Ее свет. Она сидит словно на насесте, вонзив когти в грудь мертвеца, птичьим клювом терзая мягкий распоротый живот; черты скрыты под коркой запекшейся крови. Все, что смог разглядеть Джилли, — голод во взгляде и несколько прядей светлых волос, что мелькнули среди мертвечины, прилипшей к Ее лицу. Джилли сделал робкий шаг, желая разглядеть Ее жертву — но Она успела раньше: глазницы были пусты, лицо трупа искажено.
Тьма, показавшая ему Чернокрылую Ани, заклубилась, дрогнула и явила Маледикта: он стоял на одном колене, опираясь на меч. Юноша взглянул на Джилли глазами, такими же голодными, как у Ани, и произнес: «Моя месть завершена? Все не так, как я ожидал».
За его спиной поднялась Ани, заслонив крыльями даже тусклый кровавый свет; когтистая лапа потянулась к плечу Маледикта. Рука юноши поднялась, бледная, словно призрак паука в темноте, и легла поверх Ее лапы — но выражал ли Маледикт этим жестом протест или покорность, Джилли не мог понять. Она склонила лицо к Маледикту, клюв медленно приближался к его глазам.
— Мой, — произнесла Она единственное слово; и голос Ее был безжалостен, словно воды, несущие лед.
Во второй раз Джилли проснулся с дико колотящимся сердцем и тошнотой. В ушах все еще звенело эхо Ее голоса. Пламя задрожало от струи воздуха, с силой вырвавшегося из легких Джилли. Он потянулся к свече — и вдруг увидел, что кто-то стоит на пороге, а подле, высится огромная тень, словно маленький огонек шутки шутит.
«Горничная — Ливия?» — сперва решил Джилли, его накрыла надежда избавиться от страха, затерявшись в волне удовольствий. Но Ливия не пришла бы к нему, рискуя своим местом: не теперь, когда в
