Всё стало как-то по-особенному тихо.
— Вот ты и пришла, — спокойно сказала Эмма, глядя на мокрую Филифьонку. — Только не думай, что театр — это сплошной танец на розах.
Глава тринадцатая,
о наказании и награде
Долго грёб Снусмумрик, не говоря ни слова. Муми-тролль глядел на отрадные очертания его на фоне ночного неба, на клубы дыма от его трубки, поднимающиеся в спокойном воздухе. «Теперь всё будет хорошо», — думал он.
Крики и аплодисменты у них за кормой делались всё тише и тише, и наконец стали слышны лишь гребки вёслами.
Берега исчезли во тьме.
Собственно говоря, разговаривать им не хотелось. Ещё не хотелось. Спешить было некуда: впереди долгое лето, сулящее исполнение всех надежд. А сейчас они были под впечатлением их драматической встречи, переживаний этой ночи и опасного побега. С них довольно, настроение не следует нарушать. Описывая дугу, они повернули к берегу.
Муми-тролль понял, что Снусмумрик хочет сбить преследователей со следа. Свисток Хемуля пронзительно звучал вдали во мраке, ему вторили другие.
Когда лодка скользнула в окаёмку камыша, под деревья, взошла полная луна.
— Теперь ты должен внимательно слушать, что я тебе расскажу, — сказал Снусмумрик.
— Да, — сказал Муми-тролль, и дух приключений с шумными взмахами крыльев промчался над ним.
— Ты вернёшься обратно к семье, — сказал Снусмумрик. — Возьми с собой всех, кто хочет опять домой в Муми-дол, и возвращайся сюда. Пусть не берут с собой никакой мебели. И поторопитесь двинуться в путь, прежде чем хемули поставят надзирателя над театром. Они такие. Не мешкай в пути и ничего не бойся. Ночи в июне всегда опасны.
— Да, — послушно сказал Муми-тролль.
Он немного подождал, потом, так как Снусмумрик ничего больше не говорил, вылез из лодки и берегом отправился назад.
Снусмумрик уселся на корме и осторожно выбил пепел из трубки. Наклонившись, он выглянул из-под ветвей деревьев. Хемуль твердо держал курс в открытое море. Его было отчётливо видно на лунной дорожке.
Снусмумрик тихо рассмеялся и начал набивать трубку.
Вода наконец-то начала мало-помалу убывать. Свежевымытые пляжи и долины стали медленно выходить на солнечный свет. Первыми вылезали деревья. Они покачивали свои ещё не совсем проснувшиеся вершины над поверхностью воды и потягивались ветвями, желая узнать, всё ли они сохранили после катастрофы. Те, что сломались, спешили пустить новые побеги. Птицы искали свои прежние места ночёвок, а выше на откосах, откуда вода уже стекла, жители лугов и лесов расстилали на траве постельные принадлежности для просушки.
Как только вода начала убывать, все заторопились домой. Они плыли то на вёслах, то под парусами, днём и ночью, а когда вода полностью исчезла, брели пешком по направлению к тем местам, где жили прежде.
Возможно, они могли бы найти новые места, получше прежних, за то время, пока долина была морем, но их тянуло на старые.
Когда Муми-мама сидела рядом с сыном на кормовой скамье с сумкой в охапке, она вовсе не думала об обстановке гостиной, которую с соизволения Эммы оставила в театре. Она думала о своём саде и гадала, разгребло ли море его песчаные тропинки так же чисто, как разгребала она сама.
И вот Муми-мама начала узнавать местность. Они шли на вёслах по проходу к Одиноким Горам, и она знала, что за следующим поворотом увидит утёс, который сторожит вход в Муми-дол.
— Мы едем домой, домой, домой! — распевала крошка Ми на коленях у своей сестры.
Фрёкен Снорк сидела на носу и глядела вниз на подводный ландшафт. Как раз сейчас лодка скользила над лугом, и местами цветы с шорохом тёрлись о киль.
Жёлтые, красные и синие, смотрели они вверх сквозь воду и тянулись к солнцу. Муми-папа грёб длинными, ровными гребками.
— Как вы думаете, веранда осталась выше уровня воды? — спросил он.
— Похоже, одни только мы плывём туда… — сказал Снусмумрик и бросил испытующий взгляд через плечо.
— Дорогой мой, — сказал Муми-папа. — Мы давным-давно оставили позади себя хемулей!
— Не будьте слишком в этом уверены, — сказал Снусмумрик.
Посреди лодки виднелся какой-то странный бугор, накрытый купальным халатом. Он шевелился. Муми-тролль осторожно потрогал тот конец бугра, где была голова.
— Ты не хочешь вылезти на солнышко? — спросил он.
— Нет, спасибо, здесь так хорошо, — ответил мягкий голос из-под купального халата.
— Она совсем не дышит свежим воздухом, бедняжка, — озабоченно сказала Муми-мама. — Вот уже три дня так сидит.
— Маленькие хемули страшно робкие, — шёпотом объяснил Муми-тролль. — Думаю, она вяжет. Тогда она чувствует себя гораздо увереннее.
Но маленькая Хемульша вовсе не вязала. Она не покладая лап писала в тетради в чёрной коленкоровой обложке. «Запрещается, — писала она. — Запрещается, запрещается, запрещается…» Пять тысяч раз. Ей доставляло удовольствие заполнять таким образом страницы.
«Как всё-таки хорошо быть любезной», — спокойно думала она.
Муми-мама сжала лапу Муми-тролля.
— О чём ты задумался? — спросила она.
— О детях Снусмумрика, — ответил Муми-тролль. — Неужели все они и вправду станут актёрами?
— Часть из них — да, — ответила Муми-мама. — Бездарных усыновит и удочерит Филифьонка. Видишь ли, её хлебом не корми — лишь бы были родственники.
— Они будут тосковать по Снусмумрику, — печально заметил Муми-тролль.
— Ну, разве что на первых порах, — сказала Муми-мама. — Но он думает навещать их каждый год и посылать письма ко дню рождения. С фотографиями.
Муми-тролль кивнул.
— Это хорошо, — сказал он. — И Хомса, и Миса… Ты видела, как обрадовалась Миса, когда ей разрешили остаться в театре?
Муми-мама рассмеялась.
— Да, Миса была счастлива. Она всю свою жизнь будет играть в трагедиях и всё время преображаться в новые лица. А Хомса станет мастером сцены и будет счастлив не меньше её. Разве не приятно, когда твои друзья находят себя?
— Да, — сказал Муми-тролль. — Ужасно приятно.
В этот миг лодка остановилась.
— Мы крепко засели в траве, — сказал Муми-папа, перегнувшись через борт. — Теперь придётся идти по воде.
Все вышли из лодки и пошли дальше.
Маленькая Хемульша прятала под одеждой что-то такое, за что она явно боялась, но никто ни о чём её не спрашивал.
Идти было трудно, так как вода доходила до пояса. Но дно было хорошее: мягкая трава без камней.
