— Неожиданно, — согласился Дунаев. — Предложили командировку. Поезд через два часа. Собери мне белье, Ната… — усмехнувшись, Андрей Пантелеевич добавил: — А насчет Горегляда ты зря. Дружи с ним, он парень хороший.
— Да мне-то что, пускай ходит, — отозвалась девушка, доставая чемодан.
БЕЛЫЕ ТАБЛЕТКИ
Когда человек бросает курить, он любит сосать что-нибудь, чаще всего — леденцы. Это помогает преодолеть возникающее по временам острое желание затянуться табачным дымом.
Сечин подумал об этом, едва узнал в лаборатории, что смерть мичмана Ляликова наступила в результате действия сильного яда. Майор постарался узнать, чем отбивал Ляликов охоту курить.
— Он какие-то белые таблетки глотал, — вспомнил начальник склада. — Да-да, точно. Мятные таблетки. Еще и мне предлагал их.
В тот же день помощники Сечина побывали во всех аптеках города и прилегающих районов. Мятных белых таблеток, помогающих преодолеть желание курить не было. «Вероятно, Ляликов брал их у кого-то, — размышлял Сечин. — В одной из таких таблеток мог находиться яд. Если так, то человек, приучивший мичмана глотать таблетки, заранее рассчитывал убрать его. Но кто этот человек? Может быть, это тот самый П. Г., который давал Ляликову деньги?»
О том, что деньги были даны мичману, майор знал. По его запросу работники КГБ в том районе, где жила мать Ляликова, навели справки по интересующим Сечина вопросам. Выяснилось, что мичман регулярно посылал матери деньги. Совсем недавно мать Ляликова купила новый дом. А перед этим, она, кроме обычного ежемесячного перевода, получила от сына еще три, почти подряд. На квитанциях переводов значились суммы: 1300, 700 и 3000 рублей. Это совпадало с тем, что было записано в книжке, рядом с инициалами «П. Г.».
Тщательная проверка ничего не дала. Никто из друзей и знакомых мичмана денег ему не ссужал.
От соседки Ляликова по квартире удалось узнать, что недели две назад в его комнате ночевала неизвестная женщина. Пришли они домой вместе, поздно вечером. Женщина не выходила из комнаты. Мичман сам жарил на кухне яичницу, открывал банки с консервами. На другой день Ляликов вынес на кухню пустые бутылки: одну из-под коньяка и две из-под портвейна.
— Небось на бульваре подцепил ее, — презрительно говорила хозяйка. — Пухленькая такая, щечки толстые. На ногах лакировки.
— А раньше Ляликов водил к себе женщин? — поинтересовался майор.
Такого не было. Это в последнее время он выпивать стал, пропадал где-то. А потом женщину привел.
После этого разговора майор поехал к полковнику Радунову, чтобы посоветоваться с ним. Полковник всегда требовал от своих подчиненных не только перечисления фактов, но и выводов из них. Зная это, Сечин несколько раз проверил гипотезу, сложившуюся в его голове, и только тогда явился в кабинет начальника.
Радунов слушал молча, не перебивая. Он сидел вполоборота к Сечину, теребя правой рукой кольца волос. Полковник боролся с этой привычкой, но, когда он был поглощен мыслями, рука его помимо воли поднималась к волосам.
— Дело обстоит так, — говорил майор. — Неизвестная встречалась с мичманом. От нее он получал деньги. Ляликов сообщил ей о новом вооружении, об испытаниях на «Мятежном». По-видимому, она заставила его бросить курить, приучила к таблеткам. А когда мичман стал ей ненужен или возникла угроза разоблачения, она дала ему таблетку с ядом.
— Это выглядит довольно правдоподобно, — задумчиво ответил Радунов. — Но каким путем она узнала день и час выхода «Мятежного» на испытания? Каким путем было передано сообщение на подводную лодку, следившую за «Мятежным»?
— Может быть, об этом удастся узнать через Луковоза.
— Вот что, Иван Иванович, — поднялся полковник. — Действуйте осторожно. И не торопитесь с выводами. В нашем деле ошибка стоит дорого.
ДЕЛО УСЛОЖНЯЕТСЯ
Иван Иванович Сечин сидел с книгой в руках на крайней к морю аллее парка. На нем был просторный серый костюм и мягкая шляпа. Он ничем не отличался от гуляющих в парке.
Близился вечер. Солнце висело низко над горизонтом, заливая косыми лучами бухту и пляж, полный народа. Длинные тени деревьев пересекали аллею. Изредка отрываясь от книги, Сечин смотрел по сторонам, ожидая кого-то.
Иван Иванович тщательно готовился к операции, которую предстояло провести сегодняшней ночью. Сечин рассчитывал узнать, каким путем поступают на лодку сведения о выходе «Мятежного» в море. Как только эскадренный миноносец вернулся с неудачных испытаний, молодой офицер Иван Горегляд, выделенный Басовым в распоряжение майора, завязал дружбу с сестрой капитан-лейтенанта Дунаева — Наташей. У девушки был только один человек, с кем она могла делиться новостями, кому могла сказать о том, что брат уходит в море. Этим человеком был фотограф Федор Луковоз. Лейтенант Горегляд познакомился с фотографом. Павильон Луковоза стоял в глухом углу парка, на склоне холма, откуда удобно было вести наблюдение за бухтой. Подозрения Сечина особенно окрепли после того, как Горегляд увидел у фотографа снимок «Мятежного».
Сегодня ночью «Мятежный» снова должен был выйти в море. Знали об этом только Майский, Басов и Сечин. Капитан-лейтенант Дунаев был отправлен в командировку. Через его сестру Луковоз ничего теперь узнать не мог. За фотопавильоном было установлено наблюдение. Горегляд, отправившийся получить у фотографа свои снимки, должен был между делом сказать, что на эсминце, дескать, неладно с машинами, и, может быть, корабль станет на ремонт.
Вся эта подготовка исключала возможность передачи врагу сведений о выходе «Мятежного». Исключала, если это делал Луковоз.
Из-за поворота показался лейтенант Горегляд, и Сечин залюбовался ладной, подтянутой фигурой молодого офицера. «Занимается боксом и плаванием, — вспомнил Иван Иванович, — это ведь он завоевал второе место на флотских соревнованиях».
Лейтенант и майор, разговаривая о пустяках, дошли до «Победы», стоявшей у входа в парк. Сечин сел за руль, предложил коротко:
— Рассказывайте.
— И рассказывать-то нечего, — пожал плечами Горегляд. — У Луковоза полно клиентов. Меня встретил холодно. Спрашивал о Наташе — она второй день не приходит. Поговорили минут пять. Потом переснял меня.
— Почему?
— Снимки испортил. Жаловался, что иногда по ночам напряжение падает, работать трудно. Ругается, говорит, что на подстанции шум устроит, жаловаться будет. Хочет сам пойти линию проверить.
— Интересно, — отозвался Иван Иванович, подумав, что надо выяснить, что это такое.
Высадив лейтенанта в порту, Сечин отправился домой поужинать, а в 23 часа приехал на приемный радиоцентр.
«Мятежный» еще не вышел в море, а уже несколько контрольных радиостанций прослушивали эфир, ждали, не прозвучит ли в нем радиограмма. Если бы неизвестная рация появилась в эфире, ее тотчас запеленговали бы. На карте Сечина появился бы красный кружочек в том месте, где скрестились бы линии пеленгов.
Иван Иванович занял кресло в комнате дежурного, развернул свежий номер «Огонька». Оставалось
