Солнце было жарким, так что от мокрой веранды шел пар, но в тени за крыльцом стоял ледяной холод.
— Вообще-то надо бы просыпаться чуть раньше по весне, — заметила мама.
— Это так правильно! — согласилась с ней Туу-тикки. — Он еще спит?
Мама кивнула.
— Ты бы видела, как он прыгал по льдинам! — гордо сказала малышка Мю. — Это он-то, который прохныкал пол зимы и приклеивал к стенам глянцевые картинки.
— Знаю, я их видела, — ответила мама. — Наверно, ему было страшно одиноко.
— А потом он пошел и отыскал какого-то древнего предка, — продолжала малышка Мю.
— Пусть сам расскажет все, когда проснется, — решила Муми-мама. — Вижу, здесь произошло немало событий, пока я спала.
С кинолентой было уже покончено, а кроме того, мама умудрилась выжечь на веранде круглую черную дыру.
— Следующей весной я должна проснуться раньше всех, — повторила мама. — Чтобы пожить немного спокойно и делать все, что захочется.
Когда Муми-тролль наконец проснулся, горло у него больше не болело.
Он увидел, что мама сняла с люстры тюлевый чехол и повесила занавески. Мебель стояла на своих прежних местах, а вместо разбитого стекла был вставлен лист картона. Все хлопья пыли исчезли.
Но хлам, который предок набросал возле печки, лежал нетронутым. На красочном плакате мама написала: «Трогать запрещается!»
Из кухни доносился успокаивающий звон посуды, которую мыла мама.
«Рассказать ей о том, кто живет под кухонным столиком? — подумал Муми-тролль. — А может, не надо…» Он раздумывал, надо ли ему еще немножко притворяться больным — пусть за ним поухаживают. Но потом решил, что будет еще интереснее позаботиться о маме, развлечь ее. Тогда он вышел на кухню и сказал:
— Пойдем, я покажу тебе снег.
Мама тотчас же бросила мыть посуду, и они вышли на солнце.
— Снега осталось не так уж много, — объяснил Муми-тролль. — Но ты бы видела, сколько его зимой! Весь дом был завален сугробами! Можно было провалиться до самого носа. Понимаешь, снежинки падают с неба, словно маленькие-премаленькие холодные звездочки, а наверху, в черном небе, висят голубые и зеленые занавески, которые так и колышутся.
— Как красиво! — сказала мама.
— Да, а потом можно еще кататься по снегу, — продолжал Муми-тролль. — Это называется — кататься на лыжах. Съезжаешь прямо вниз, как молния, в огромном облаке снега, и если быть невнимательным, можно даже разбиться насмерть!
— Что ты говоришь?! — удивилась мама. — И для этого-то пользуются подносами?
— Нет, на них лучше кататься по льду, — обиженно пробормотал глубоко задетый Муми-тролль.
— Подумать только, подумать только, — сказала мама, щурясь от солнца. — Жизнь все-таки по- настоящему волшебная. Думаешь, что серебряный поднос годится только для одного дела, а оказывается, для чего-то другого он еще удобнее. И все мне твердили: «Незачем варить столько варенья», — а оказалось, что оно все съедено.
Муми-тролль покраснел.
— Мю рассказала тебе… — начал он.
— Конечно, — сказала мама. — Спасибо! Хорошо, что ты позаботился о гостях, так что мне не пришлось краснеть за тебя. И знаешь, дом стал теперь гораздо просторней без всех этих ковров и безделушек. Кроме того, не придется так часто убирать.
Взяв немного снега, мама слепила снежок. Она бросила его, как обычно это делают мамы, довольно неуклюже, и он — бац! — плюхнулся неподалеку от них.
— Вот так так! — рассмеялась мама. — Юнк и то сделал бы лучше.
— Мама, я ужасно тебя люблю, — признался Муми-тролль.
Они медленно двинулись дальше по склону к мосту, но в почтовом ящике было пусто, письма еще не пришли. Длинные вечерние тени ложились на долину, и повсюду царили мир и удивительная тишина.
Мама села на перила моста и сказала:
— А теперь наконец я хочу чуточку больше услышать о нашем предке.
На другой день все семейство разом проснулось. И проснулось точно так же, как просыпалось всегда с наступлением весны, — от громких и веселых звуков шарманки.
Туу-тикки в своей вывернутой наизнанку небесно-голубой шапочке стояла под весенней капелью и вертела ручку шарманки, а небо было таким же голубым, как ее шапочка. И солнце отсвечивало в серебряной оковке шарманки.
Рядом с Туу-тикки сидела малышка Мю — ужасно гордая, но к гордости ее примешивалась и доля смущения, потому что она собственными лапками пыталась заштопать грелку кофейника и начистила серебряный поднос песком. Ни грелка, ни поднос нисколько лучше от этого не стали, но, быть может, добрые намерения важнее результата.
Далеко-далеко на холме брела сонная Мюмла, тащившая за собой ковер из гостиной, на котором она проспала всю зиму. Сегодня весна решила быть не столько поэтичной, сколько шумной и веселой. Она выпустила в небо стайку беспорядочных редких облачков, она смела последний снег с крыш, она разрисовала повсюду холмы — словом, весна вовсю играла в апрель.
— Я проснулась! — полная радостного ожидания, воскликнула фрекен Снорк.
Дружески потеревшись мордочкой о ее носик, Муми-тролль сказал:
— Счастливой весны!
А сам тут же задумался: сможет ли он когда-нибудь рассказать ей про свою зиму так, чтобы она все поняла?
Он увидел, как фрекен Снорк побежала к шкафу, чтобы вытащить оттуда зеленую весеннюю шляпу.
Он увидел, как его папа, взяв анемометр и лопату, выходит на веранду.
Туу-тикки без устали играла на шарманке, а солнечные лучи струились в долину, словно силы природы просили прощения за то, что еще совсем недавно были так недружелюбны к своим собственным созданиям.
«Сегодня должен прийти Снусмумрик, — подумал Муми-тролль. — Сегодня очень подходящий день для возвращения».
Стоя тихонько на веранде, он видел, как суетится на холме все его семейство, окончательно проснувшееся и, как всегда, радостное.
Он поймал взгляд Туу-тикки. Доиграв вальс до конца, она засмеялась и сказала:
— Ну, теперь купальня свободна!
— Я думаю, что единственно, кто и дальше может жить в купальне, это сама Туу-тикки, — сказала Муми-мама. — Да и, кроме того, иметь купальню — буржуазный предрассудок. А плавки и купальники можно с таким же успехом надевать прямо на пляже.
— Большое спасибо, — сказала Туу-тикки. — Я подумаю.
И, продолжая играть на шарманке, она отправилась дальше в долину, чтобы разбудить всех спящих малышей.
А фрекен Снорк меж тем нашла первый росток крокуса. Он пробился на волю из теплого клочка земли под окном на южной стороне и еще даже не зазеленел.
— На ночь мы прикроем его стаканом, — сказала фрекен Снорк, — чтобы он не погиб ночью, когда станет холодно.
