Последнюю пару недель она работала в застекленном помещении, вдоль стены которого выстраивались посетители, чтобы понаблюдать за вскрытием окаменелостей. Она сама и все сотрудники музея старались удостовериться, что выставленный на обозрение процесс работы хорошо понятен зрителям – но черт ее дери, если она знала, как можно было бы охарактеризовать то, что сейчас занимало самую середину ее рабочего стола. «С определенной вероятностью, гнездо Тарбозавра, которое украл мой дед у человека, который украл его у преступника, который украл его у кого-то, кто набил гипсовую обертку алмазами, но, пожалуйста, не нужно звонить в полицию». Звучало несколько многословно.
Господи, что если это, и правда, гнездо Тарбозавра? Что если оно действительно напичкано алмазами?
– Ну да. Там, где я его оставил. – Довольно захихикав, Уилсон отправился к столу, на котором подобно скале возвышалась окаменелость. Глыба камня и гипса, состоящая, если повезет, также из окаменелой яичной скорлупы и окаменелых костей, была трех футов в ширину и четырех в длину. В одно и то же время она представляла собой и большую опасность, и манящий соблазн.
Но Реган поняла, что колеблется. Ей вдруг пришло в голову, что отпечатки пальцев на этой штуке могут быть не в ее интересах. Но, с другой стороны, она ничего не крала – она возвращала. Маловероятно, чтобы Стил Стрит стала выдвигать обвинения против Уилсона, учитывая то нелегкое положение, в которое попали невольные участники этой истории.
Каким-то образом успокоенная этой логикой, она позволила возбуждению просочиться внутрь, и когда это произошло, почувствовала, как в предвкушении пальцы начало покалывать. Насколько ей было известно, это – первое обнаруженное гнездо хищника Мелового периода. И уж конечно, первое, с которым ей доведется поработать.
Уилсон вызвался снять гипсовую упаковку, которую в спешке соорудил, и только потом она позволила себе вступить в игру. Пока Реган росла, они всегда были одной командой, поэтому сейчас легко нашли нужный ритм совместных действий.
Разрушенный гипс открыл окаменелость, состоящую из того, что должно было быть яйцами: два разбитых, но одно целое. Больше всего на свете Реган хотела заняться этими яйцами – соскоблить окружающий камень, освободить их, изучить скелет эмбриона и кости добычи, которую динозавр мог оставить в гнезде.
А потом Уилсон вытащил первый алмаз… затем второй… третий… пока на столе не образовалась кучка из десяти камней. Боже правый. Все как он сказал. Гипсовый чехол был полон алмазов. Их были сотни. Реган едва могла поверить в то, что видела.
Большинство из них были совсем небольшими, некоторые – намного крупнее; каждый скорее походил на бесцветное стекло, чем на потенциальный ограненный бриллиант. Некоторые до сих пор оставались запечатанными в кимберлите. Одни были круглыми, другие по форме напоминали квадраты или треугольники. И все они стоили целое состояние. Кровавое состояние.
«Боже мой», – подумала она, беря в руки очередной алмаз и опуская его в небольшую холщевую сумочку, вынутую Уилсоном из лабораторной кладовки. Работа с окаменелостями ни когда не отличалась быстротой, и сбор алмазного урожая исключением не стал. Для нее, как и для Уилсона, настоящим сокровищем было гнездо с окаменевшими яйцами, скрывавшееся под слоем гипса и драгоценных камней. На изучение такой находки уйдут целые годы – годы, которые также принесут с собой немалую славу.
В ее фантазии уже проникли «Нешанл Джеографик» и Смитсоновский институт. Может, даже документальный фильм.
В процессе работы Реган поняла, что наконец расслабилась и вошла в состояние контролируемого возбуждения. Это была ее работа. Это была ее жизнь: тихие пределы палеонтологической лаборатории, многовековые кости, застывшие в камне, и тайны, извлекаемые из скальных пород… и в этот раз алмазы. Господи.
Ей нравилась эта работа. Она удерживала жизнь на проторенной дорожке. Любой нормальный рабочий день мог принести с собой неожиданности, восторги и чудесные прозрения, но шел он в медленном, размеренном темпе. Ничего не случалось на скорости сто двадцать миль в час. Эта работа была вдумчивой, не связанной с судорожной дрожью или перехватами дыхания от сковавшего ужаса.
Только…
Она внезапно замерла, краем глаза уловив какое-то движение в затемненной части музея. Волоски на ее шее медленно поднялись, посылая волны ужасающей паники вниз по позвоночнику.
Там что-то было.
Или кто-то.
Стоявший рядом Уилсон рассеянно болтал, читая ей ненужную лекцию о грубо ограненных алмазах вперемешку с кратким пересказом истории о находке гнезда динозавров в Монтане Джеком Горнером и оглашении рода Майазаура, «ящера-хорошей матери».
Вот уж действительно, ящер-хорошая мать. Если кто-то вломился в музей, то почему повсюду не сработала сигнализация? Но если это охранники, тогда почему они крадутся в темноте? Или это просто ее больное воображение?
Ей было слишком страшно, чтобы подойти к окну и выглянуть из лаборатории. Что-то подсказывало не выдавать себя таким образом.
Она метнула взгляд на телефон, стоявший на письменном столе около двери в лабораторию. Глубоко вздохнув, она медленно направилась к нему. Ей давно стоило позвонить Куину. Она совершила большую ошибку, позволив заманить себя к гнезду, позволив воодушевлению затмить разум.
Она двигалась вперед на негнущихся ногах – тщетная попытка что-то изменить, если за ней действительно кто-то наблюдал, не только потому, что было понятно куда и зачем она идет, но и потому что, что она была напугана до смерти.
«Но с другой стороны, – заверяла она сама себя, – что – или кто – даже теоретически мог быть в музее?». Вероятно, она просто глупит, шарахается от теней, ведь весь это день стал одним большим броском, чередой жизненно важных решений. От такого рано или поздно захочется закричать «мамочки».
Ей был необходим сон, а не грубо ограненные алмазы стоимостью в миллион долларов в купе с самым необычным в мире гнездом.
«Хорошо», – решила она. Она позвонит Куину, а потом они с Уилсоном поедут обратно на Стил Стрит. Поедут так быстро, как только сможет Бэтти. А учитывая тот мотор, что спал под капотом Коронета, Реган была уверена, что скорость будет хорошей.
Ей нужно только позвонить.
Достигнув наконец стола, она потянулась рукой к трубке и… застыла, не сводя глаз с жестокого лица, появившегося по ту сторону лабораторной двери. Пальцы задрожали во внезапном онемении – она не могла двинуть рукой. То же случилось с ее ртом и голосовыми связками. Иначе музей потряс бы полный ужаса крик.
Глава 25
Остановив Роксанну на углу Пятнадцатой и Кертис Стрит в центре Денвера, Хокинс подумал об одном из несомненных достоинств Куина. Он всегда был там, где обещал быть. Выбравшись из зеленого Челленджера, Хокинс приблизился к Джанетт спереди.
– Привет. – Он наклонился к окну Камаро. Ночная жара ударила по нему, словно пекло из печки, когда он вышел из «Джек О`Найнс». В клубе стоял кондиционер. Конечно, там еще находились три трупа, что лишало его части очарования.
Наверное, ему стоило выпить. Пинта скотча двенадцатилетней выдержки должна была сделать свое дело. Желание это усилилось, как только он увидел Джанетт, ожидавшую его на Кертис Стрит.
Проклятье. Джанетт и улица грозили неприятностями. Куину стоило остановиться на Бэтти, когда он оставил Реган на Стил Стрит.
– Каково текущее положение дел? – спросил Куин, выпрямляясь на сидение.
– Ну, для начала ты, видимо, отрастил себе такие яйца, что не побоялся припарковать Джанетт так
