лагеря. Я даже начал работать над факультативными задачками из конца учебника. После того, как я с треском провалился сквозь дифференциальное исчисление, нынче было приятно отыскать нечто такое, с чем я мог справиться. Конор чувствовал то же самое. 'Кажется, мне даже начинает нравиться', — сообщил он, хрустя клавишами по соседству со мной. Но минутой спустя лицо его омрачилось. 'Мы тут практиковались с таблицами два дня, — сказал он. — Но я только сейчас понял, что когда сюда на следующей неделе завалятся банкиры и консультанты, то окажется, что куча из них уже работала с этими таблицами по два- три года'. Нам с Конором удалось все же усилием воли вернуть себя к обстукиванию клавиатуры, но теперь от веселости не осталось и следа, одно только томительное ожидание предстоящего жуткого года.
В тот вечер профессор Купер пригласил лириков к себе домой на барбекю. Он жил в том конце стенфордского кэмпуса, который, по его словам, именовался 'преподавательским гетто'. На гетто это не очень-то походило. Дома были с двух- или трехэтажной планировкой комнат, с бассейнами и декоративными, ухоженными садами-лужайками. На своем обширном заднем дворе Купер поставил пару жаровен, а лирики принесли с собой хот-доги, фарш для гамбургеров, газировку и чипсы. Когда вечер подошел к концу, одна из женщин нашей группы произнесла от имени лириков небольшую благодарственную речь в адрес профессора Купера. 'Настоящая программа бизнес-школы еще не началась, — говорила она, — но мы хотели бы сказать, насколько признательны за то, что вы уже так далеко нас продвинули'. Когда мы закончили аплодировать, профессор Купер выступил с ответным словом.
'Из в года в год читая предваряющий курс математики, я всегда заканчиваю его с таким чувством, что у лириков есть огромное преимущество перед остальными студентами этой бизнес-школы'. Профессор Купер думал о лириках, как о самых интересных студентах в каждом из своих классов. 'Дениз, — сказал он, жестом показывая в сторону только что выступившей женщины, — работала в Калькутте для матери Терезы. Конор был должностным лицом на госслужбе в Ирландии'. Он упомянул и про меня, работавшего в Белом доме.
— Среди ваших однокурсников, которые появятся здесь в ближайшие дни, — продолжил Купер, — окажется множество консультантов по менеджменту и управляющих инвестиционных банков. Вне всякого сомнения, это интересная и доходная работа. Но особого разнообразия в ней нет… А так как вы, лирики, пришли сюда, имея столь мало представлений об учебном материале, то из своего стенфордского опыта вы извлечете много больше, нежели ваши товарищи. Они отправятся в двухлетний турпоход. Вам же, лирикам, предстоит штурмовать Гималаи.
Признаюсь, в том, как это преподнес профессор Купер, было что-то романтическое. Взбираться на каждую гору, пересекать вброд каждую реку — такого рода романтика. Но это была жизнь, а не экранизация мюзикла. Моя жизнь. И стоило только заглянуть за сентиментальную подкладку высказываний профессора Купера, как становилось ясно, к чему сводятся его слова. Мы тут, в Стенфорде, разрешили вам, лирикам, внести некоторое разнообразие и живость в наше учебное заведение. Но благодарить вас мы не настроены. О, нет. Мы настроены превратить вас в рабов.
ДВА
Ориентация:
Горе мне по шее в ванной
За уик-энд я перебрался из Вилбур-холла в городишко Портола-Вэлли, расположенный у подножия холмов в нескольких милях от студгородка, в дом, который мне предстояло делить с парой соседей, чьи имена я нашел на доске объявлений бизнес-школы. Этот дом, построенный из калифорнийского мамонтового дерева, с двухскатной крышей, оказался просторен и довольно грациозен. В нем было множество высоких, узких окон, имелась лицевая веранда, боковая веранда и заднее крыльцо, а под свесом гаражной крыши стояла кадка-ванна.
Ванна с горячей водой.
В анкете-заявлении для бизнес-школы я написал, что хотел бы учиться именно в Стенфорде, а не на востоке страны, так как Стенфорд находится на западном побережье и тем самым 'открыт Японии, Корее и всему тихоокеанскому бассейну — открыт, по сути дела, самому будущему'. Не знаю, клюнула ли на это приемная комиссия, но истина заключалась в том, что мне было глубоко до лампочки насчет Азии или будущего международной торговли. Я хотел учиться в Стенфорде оттого, что смогу тогда жить в Калифорнии. Подобно тому, как примитивные народы зачастую верят в золотой век, существовавший до появления в мире дисгармонии и боли, я, будучи жителем востока США, веровал в Золотой Штат, в страну вечного лета, и обнаруженную кадку с горячей водой принял за тотем калифорнийского образа жизни. Никто из моих будущих соседей еще не прибыл, так что сразу после перетаскивания своих пожиток из багажника я надел плавки, сдвинул с кадки деревянную крышку и забрался внутрь.
Рычал мотор и горячая вода кипела пузырями. Я откинул голову, наслаждаясь покоем. Потом я сообразил, что вода на самом деле очень, очень горячая. Я пошарил руками, отыскивая термометр- поплавок, увидел, что он показывает 122 градуса[6] и вспомнил про объявление в одном из фитнес-клубов Вашингтона, где предупреждалось о вреде слишком долгого сидения в сауне. Что сауна, что горячая ванна, все они в моих глазах выглядели одинаково. Должно быть, сидение в одиночку в этой кадке было не самой лучшей идеей. Мне пришло в голову, что вполне можно потерять сознание и свариться здесь до смерти. А что, если я и впрямь упаду в обморок, скользну на дно и утону, даже не пуская пузырей? Я вылез из кадки. Вытираясь, я обратил внимание, что ноги и руки уже стали ярко-красного цвета.
Что со мной происходит? Предполагается, что калифорнийская жизнь воспитывает в человеке чувство самообладания и силу воли. Я же ощущал себя слабаком. Матлагерь уже продемонстрировал мне, что я, пожалуй, не сумею справиться с нагрузкой бизнес-школы. Сейчас дело выглядело так, что я могу не совладать даже и с удовольствиями учебы.
Вернувшись в воскресенье днем после поездки по магазинам, я обнаружил, что прибыл первый из моих соседей. Джо Тоскана оккупировал ванную комнату, что на втором этаже. Он не купался. Он драил щеткой все подряд.
— Должно быть, до нас тут жили какие-то свиньи, — посетовал Джо. Ванна была покрыта коркой из грязи, ржавчины и плесени. Умывальник изумлял своей мерзостью. Но при всем при этом мое собственное отношение было типа: 'Да кого это волнует? Это же всего лишь арендуемый дом'. Но Джо не мог смириться с неопрятностью.
Джо было двадцать шесть лет, рост пять футов девять дюймов,[7] мускулистый. Он вырос в Нью-Джерси, получил диплом экономиста Рутгерского университета, а затем пошел работать финансовым аналитиком в Саломон Бразерс, крупный инвестиционный банк. Он провел год в нью- йоркском отделении, потом два года в сан-францисском, а четвертый — опять в нью-йоркском. Сан- Франциско его очаровал.
— Я просто влюбился в Северную Каролину, — сказал Джо, все еще стоя в ванне. — Для выходца из Джерси это был настоящий рай.
Он подавал документы во множество бизнес-школ, но Стенфорд занимал первое место в его списке.
— Ты знаешь, сейчас, когда я здесь, это мне кажется лучшим событием в моей жизни.
Но для настоящего разговора время было неподходящим.
— Я тут ведро купил и кое-какие средства для чистки, — сказал он. — Думаю, мы просто поделим затраты на троих в складчину. — И с этими словами Джо опять вернулся к разбрызгиваю «Тилекса» по всем поверхностям. Позже я заметил, что кое-где Джо отчистил ванну прямо до самого цинка.
Пока Джо тер и драил, я заканчивал переносить свои покупки из машины. Внезапно снизу, со стороны дороги, донесся звук автомобильного двигателя — сильный, рыкающий звук, совсем не похожий ни на урчание мощной немецкой спортивной модели, ни на плотное, сбалансированное гудение японской машины, ни даже на неопределенное и неинтересное фырканье современного американского седана. Эти был звук из
