же.
Заручившись поддержкой своих сторонников при французском дворе, Карл изложил свой план брату, поведав королю Людовику, что эмир Туниса и все его подданные наверняка обратятся в христианство, если только на них не будут давить мусульманские соседи. А демонстрация христианской мощи даст эмиру благовидный предлог препоручить свои владения заботам Святой Матери церкви, введя в царство Христово десятки тысяч новых душ. Рассудок святоши Людовика, видимо, парил где-то в горных высях, ибо он принял все сказанное братом за чистую монету, согласившись повести крестоносное войско вместо Палестины в Тунис.
Жан де Жуанвиль, сенешаль Шампани, проведший в крестовом походе с Людовиком не один год, и сам от похода отказался, и государя своего умолял остаться дома. Людовик так ослабел от осложнившихся болезней, что не мог отправиться даже в загородную прогулку, не говоря уж о военной экспедиции. Вот как Жуанвиль описывает пошатнувшееся здоровье короля: «…он настолько ослабел телесно, что не мог сносить поездку ни в карете, ни верхом… правду говоря, так немощен, что дозволил мне отнести его на руках… в аббатство францисканцев». Считая, что венценосцу не пережить невзгод африканского крестового похода, Жуанвиль выражает свои чувства такими словами: «Полагаю, что все те, кто советовал королю отправиться в сказанный поход, свершили смертный грех».
Понукаемый Карлом и собственной истовой решимостью сдержать священную клятву, король Людовик встал на путь, с которого нет возврата. Он не позволял своим дворянам ни на шаг отступить от своих обетов, принятых с ним вместе, и французские крестоносцы отплыли в северную Африку в первый день июля лета 1270. К Тунису они прибыли 18 июля, и тут их ждало первое разочарование: эмир был готов принять бой, а отнюдь не христианство, созвав в стены города всех воинов. Послы же, отправленные им к Бейбарсу, вернулись с ручательством помощи султана, буде таковая занадобится.
Ничему не научившись на горьком опыте, христиане и на сей раз привезли чрезвычайно скудный запас провизии, уже подходивший к концу. Летний средиземноморский зной заставлял рыцарей обильно потеть в своих доспехах с мягкой подкладкой, а возместить потерянную организмом влагу было нечем. Отчаянная нехватка питьевой воды вернее верного вела к обезвоживанию, что в сочетании с недоеданием создавало идеальные условия для инфекционных болезней. Мало-помалу эмир осознал, что дело до сражения не дойдет, поскольку все французское воинство повержено недугами, а недужнее всех сам король. Прибыв 25 августа с сицилийской армией, Карл дАнжу первым делом услышал весть о кончине брата Людовика в тот же день поутру. Злоключения Восьмого крестового похода завершились.
Султана Бейбарса весьма утешило, что не придется отсылать войско, противостоящее его монгольским врагам. Да и на христиан у него имелись свои планы, и помехи тут были ни к чему. Пока французы стояли под Тунисом, султан уже предпринял кое-какие шаги, пользуясь добрососедскими отношениями с сирийскими асасинами – во-первых, из-за того, что египтяне разгромили монголов, уничтоживших секту асасинов в Персии, а во-вторых, уже ближе к дому, победа над Антиохийским княжеством избавила асасинов от уплаты военным орденам ежегодной дани золотом. Так что они были только рады оказать своему другу Бейбарсу небольшую услугу.
Некоего асасина отправили в Тир, где прекрасное образование позволило ему сойти за христианина. Молиться он ходил в тот же храм, что и владыка города – Филипп де Монфор. И 17 августа 1270 года, ровно за неделю до смерти Людовика Французского, молодой асасин потихоньку пробрался в придел собора, где преклонили колени для молитвы Филипп де Монфор с сыном. Выхватив кинжал из-под плаща столь стремительно, что никто не успел ему помешать, шиитский палач вонзил клинок ничего не подозревавшему Филиппу в спину. Асасина тотчас схватили, но тот лишь упивался этим: раз Филипп де Монфор погиб, райское блаженство его убийце обеспечено до скончания веков.
Папы в Риме не было по-прежнему, французский крестовый поход не состоялся, самый агрессивный местный барон поплатился жизнью… Не видя более никаких препон своим планам окончательного сокрушения Святой Земли, Бейбарс собрал рать мамелюков, чая разгромить христиан окончательно и бесповоротно.
начале 1271 года к тамплиерам в Сафиту начали поступать донесения, что Бейбарс, снова выступив походом, движется в их направлении. Вскоре перевалы запрудили тысячи мусульманских кавалеристов и пеших воинов, сдерживаемых тихоходными обозами с частями осадных орудий. Без остановки миновав могучую твердыню госпитальеров Крак де Шевалье, мусульмане направились прямиком к Сафите. Оплот тамплиеров, выстроенный из светлого камня, каковому тот и обязан прозванием Кастель Блан, сиречь Белый Замок, был куда мельче, нежели Крак де Шевалье, но играл важную роль благодаря расположению между мощнейшей крепостью госпитальеров в глубине суши и сильнейшим замком тамплиеров Тортоза на побережье. Несмотря на малые размеры твердыни, внешняя стена Сафиты достигала в толщину почти четырех метров, причем внутренняя степа цитадели была выше внешней, а главная башня замка господствовала над всей округой, так что засевшие в ней лучники могли беспрепятственно осыпать неприятеля стрелами с высоты.
Беда лишь в том, что в означенное время защитников крепости явно недоставало: держать действенную оборону на всей протяженности стен, буде враг ринется в атаку сразу со всех сторон, им было явно не по силам. Впрочем, когда противник пошел на штурм, нехватку воинов отчасти восполнил боевой азарт тамплиеров гарнизона, бившихся столь яро, что Бейбарс надумал пуститься в переговоры, намереваясь вернуться к главной цели своей вылазки – Крак де Шевалье. Сафита же понадобилась ему лишь затем, чтобы не опасаться нападения тамплиеров с тыла, пока его рать будет осаждать больший замок.
Тома Берару пришлось на посту Великого Магистра ордена тамплиеров несладко. Вот и сейчас на него легло бремя неприятного решения. Командир замка и рыцари гарнизона готовы были биться насмерть, и только Великий Магистр мог отвратить их от таковой решимости. По счастью, Великий Магистр Берар разумел, что их гибель, какой бы героической она ни была, не принесет ни христианству, ни ордену ровным счетом ничего. И велел им сдаться на наилучших условиях, какие удастся выговорить. Султан, не теряя времени на замысловатые торги, быстро дал согласие беспрепятственно пропустить тамплиеров гарнизона в замок Тортоза. На сей раз он слово сдержал, и горстка рыцарей повела сержантов, лучников и прислугу прочь от баталии, сетуя на поражение, но радуясь избавлению от смерти.
Наверное, легенду о неприступности Крак де Шевалье породило то, что даже султан Саладин, величайший из мусульманских завоевателей, не сумел одолеть укреплений замка, но Бейбарса легенды нимало не смущали. Пока осадный парк тихим ходом нагонял мусульманское войско, занимавшее позиции вокруг грандиозной твердыни, Бейбарс вызвал на подмогу дополнительные войска сирийских вассалов, а его союзники-асасины прислали отряд своих кровожадных горных воителей.
Как только осадные орудия установили на позиции, египтяне сосредоточили усилия на обстреле огромными камнями сторожевой башни ворот внешней стены. После двух-трех дней неустанной бомбардировки кладка башни начала рушиться, и защитникам пришлось ее покинуть, дабы избежать падающих камней. Отмахиваясь от стрел, выпущенных из луков и арбалетов, чересчур малочисленных, чтобы сдержать их, мусульмане пробились в башню, открыв ворота и вскарабкавшись по каменным ступеням на верх стены, и с боем двинувшись сразу в обе стороны, чтобы очистить окружность стены от христианских защитников. Тем временем внизу другие воины расчищали район ворот от обломков, открывая войску Бейбарса путь в замок. Все обороняющиеся, не укрывшиеся в стенах цитадели, были обречены. Солдат местного происхождения и слуг брали в плен, но каждому захваченному рыцарю-госпитальеру – будь
