обрушившихся на них камней и бревен крестоносцы в панике рассеялись, и лучники, занимавшие господствующие высоты, могли выбирать мишени по собственному произволу. Король спасся лишь тем, что вскарабкался на склон, найдя укрытие среди скал. Казалось, армия крестоносцев обречена, и турки спустились на дорогу, чтобы добить ее. Однако одно подразделение все-таки не впало в панику: Эврар де Бар твердо держал тамплиеров в руках и тотчас же оценил ситуацию. Беспрекословно подчиняясь его приказам, дисциплинированные тамплиеры на массивных боевых конях без труда дали отпор пешим туркам.
После этого эпизода, едва не ставшего для него фатальным, Людовик VII напрямую подчинил всю армию командованию магистра тамплиеров, а отныне чрезвычайно уважаемые рыцари-тамплиеры заботились о том, чтобы отданные приказы исполнялись. Французский король расхваливал тамплиеров вовсю, а уж когда орден ссудил его порядочной суммой для пополнения истощенной казны, король начал превозносить их до небес.
В Антиохию король со свитой отправился по морю, предоставив армии и тамплиерам следовать за ним по суше. Князь Антиохийский обрадовался Людовику, желая, чтобы французы присоединились к нему в кампании по захвату Халеба, столицы нового мусульманского полководца Hyp ад-Дина. В то же время Жослен Эдесский хотел, чтобы новоприбывшие армии отвоевали утраченные им земли: в конце концов, именно из-за потери Эдессы и начался весь крестовый поход. Людовик VII отказался, не желая бросать в бой свое потрепанное войско, пока не исполнит свою присягу крестоносца, совершив паломничество в Иерусалим. Конрад же, оправившись от болезни, отправился из Константинополя по морю прямо в Иерусалим и дожидался Людовика в Святом Городе.
Прибыв туда, оба обнаружили, что королева Мелисанда, взявшая на себя роль регента своего малолетнего сына Балдуина III, тоже не лишена собственных военных амбиций: она тут же попросила Конрада и Людовика вместе с ней отправиться на завоевание Дамаска. Могучий город-крепость Дамаск был ключом к Сирии, и, как всякий центр торговли, невероятно богатым. Людовик и Конрад ответили согласием.
И вот, в союзе с местными баронами, тамплиерами и госпитальерами, объединенные крестоносные армии Франции и Германии отправились, чтобы присоединить Дамаск к христианскому Иерусалимскому королевству, совершив свою величайшую ошибку.
Эмир Унур Дамасский поддерживал со своими христианскими соседями самые дружественные отношения. Он просто не мог поверить, что крупнейшая христианская армия из собиравшихся в Святой Земле выбрана своей целью его владения. Чтобы созвать всех воинов на защиту Дамаска, во все концы его царства помчались гонцы на проворных арабских скакунах. Эмир встревожился настолько, что даже попросил помощи у Hyp ад-Дина, прекрасно осознавая, насколько опасно впускать этого амбициозного полководца вместе с войсками в стены своей столицы.
В субботу 24 июля 1148 года христианская армия, попутно бравшая все мелкие городишки на своем пути, вступила в роскошные сады, которыми так славился Дамаск. Чтобы выстроить частокол, обращенный к южной стене города, солдаты срубили немало ценных деревьев. В городе поднялась паника, на улицах начали возводить баррикады, чтобы замедлить продвижение христианской орды, ожидая штурма стен с минуты на минуту. Однако на следующее утро, прежде чем христиане успели перейти к действиям, сквозь северные ворота в город начало прибывать мусульманское подкрепление. С числом воинов росла и уверенность Унура. Он начал устраивать вылазки за городские стены, атакуя крестоносцев, а мусульманские лучники перешли к снайперской тактике, пробираясь в сады, окружавшие лагерь христиан, где конные рыцари не могли развернуться в гуще кустов и деревьев и были практически бессильны. Воодушевленный успехом Унур предпринимал вылазки снова и снова, а стрелы его лучников, наводнивших сады, взимали все возрастающую дань.
Людовик, Конрад и юный Балдуин Иерусалимский приняли совместное решение перевести всю христианскую армию с изобильных, буйствующих зеленью полей юга на голую восточную равнину, где к ней не смогут подобраться никакие мусульманские партизаны.
Здравый смысл должен был подсказать, что южные поля потому и изобильны, что в достатке снабжаются водой, которой на восточной равнине не хватает ни для растений, ни для жаждущих солдат, но здравого смысла во всей этой кампании не было и в помине. Начать хотя бы с того, что вожди поссорились из-за того, кому достанется Дамасское царство после падения. Пока тысячи человек изнемогали от обезвоживания из-за отчаянной нехватки воды, спор между их вождями все разгорался. Людовик и Конрад прочили на пост графа Тьерри Фландрского, желавшего править Дамаском как независимой христианской вотчиной единолично, а местные бароны твердили, что рискнули своими жизнями и средствами в этом походе лишь потому, что рассчитывали на присоединение Дамаска к Иерусалимскому королевству. Их военный пыл заметно увял, а по стану поползли скверные слухи.
Шепотом поговаривали, будто Унур дал полководцам фантастические взятки, чтобы те отвели войска на безводную равнину перед самой мощной восточной стеной. Якобы предательство общего дела обогатило местных баронов. Опорочить сумели даже самоотверженных тамплиеров. В попытке полностью обелить германского короля летописец Вюрцбурга писал: «Мечта короля Балдуина о Дамаске осуществилась бы, не воспрепятствуй тому алчность, коварство и зависть тамплиеров, ибо оные получили от филистимлян [жителей Дамаска] огромную мзду за оказание тайной помощи осажденным жителям. Не сумев же освободить город оным способом, они ночью тайно покинули стан, короля и соратников. Разгневанный вероломством тамплиеров Конрад III в сердцах снял осаду и покинул город, поведав, что более никогда не придет Иерусалиму на выручку – ни сам, ни кто-либо из его подданных».
Архиепископ Вильгельм Тирский, не упускавший случая открыто обрушиться с нападками на орден тамплиеров, не соглашался с этим совершенно неоправданным обвинением, но полагал, что невероятно бессмысленные действия предводителей наверняка объясняются предательством. Он писал, что правители Дамаска «…вознамерившись деньгами одолеть души тех, чью плоть не могли осилить в сражении… принесли несчетное множество денег, дабы уговорить кое-кого из наших полководцев сыграть предательскую иудину роль». Истина же заключается в том, что к решению снять осаду привела жадность, завистливость и тот простой факт, что у завоевателей, как и следовало предполагать, кончились пища и вода.
Как только христианское воинство, покинув Дамаск, двинулось обратно в Галилею, Унур наглядно доказал, что не имел в нем союзников. Его легкая кавалерия донимала христиан всю дорогу. Что ни час люди гибли от мусульманских мечей и стрел, но куда больше воинов унесла смерть от утомления, жажды и солнечных ударов. В тесном кольце мусульманской конницы упасть значило погибнуть, а ни одно другое подразделение не обладало такой самоотверженностью и дисциплиной, как тамплиеры, не допускавшие и мысли, чтобы их упавший собрат умер на обочине. Так окончился Второй крестовый поход, созванный Святым Бернаром, – окончился жалким и полным крахом.
Конрад тотчас же отплыл в Константинополь, где заключил с императором Мануилом союз против Рожера Сицилийского, а Людовик остался в Иерусалиме до весны, чтобы посетить Пасхальное богослужение в церкви Святого Гроба Господня. Возвращаясь домой на сицилийском корабле, он задержался в итальянском порту Калабрии, чтобы вступить с Рожером в сговор против Конрада. Европа возвращалась к нормальной жизни.
И вполне естественно, что все принялись искать повинных в бесславном провале похода, предначертанного свыше. Увидев в том немалые потенциальные выгоды, Рожер Сицилийский обвинил императора Мануила в том, что тот выдал христиан туркам, и призвал к крестовому походу против Византии. Людовик согласился с ним, как и многие представители духовенства, особенно Бернар де Клерво, замысливший Второй крестовый поход. Пустив в ход свое искусство убеждения, он организовал крестовый поход и ждал заслуженной славы избавителя Святой Земли; теперь же ему понадобился козел отпущения, и он с радостью взвалил всю вину на императора Мануила. Разумеется, для успеха крестового похода против Византии требовалось, чтобы Конрад разорвал союз с Мануилом и сражался против него, что Конрада не устраивало. Бернар метал громы и молнии, но Конрад даже не повел бровью. С него было довольно советов Бернара Клервоского до конца жизни, и пламенные речи больше не трогали его. Мысль о покорении католиками православного Константинополя привлекала многих, что со временем осуществилось, но это время еще не пришло.
Вряд ли это так уж утешило Бернара, но креатура аббата – рыцари-тамплиеры – завоевала полнейшее