чувствую себя хорошо. Позволь мне вернуться к моим выступлениям. Скоро начнутся Нероновы игры, там можно взять куш.
– В обмен на немалый риск,- уронил он, откровенно любуясь черноволосой красавицей с резкими, чуть крупноватыми чертами лица.
– Риск есть во всем,- беспечно сказала Тиштри.- Верховая езда – моя жизнь. Я рождена для нее, как и мой отец, и отец моего отца.- Она собралась открыть ворота.- Мне надо почистить Ширдаса.
– Это может сделать любой из рабов,- заметил Сен-Жермен, помогая ей отвести в сторону тяжелую створку ворот.
– Я сама ухаживаю за своими лошадьми,- резко возразила наездница и покосилась на привязанного в отдалении хозяйского скакуна.- А ты гляди за своими, ладно?
Сен-Жермен усмехнулся и пошел через двор.
– Как тебе это чудо? – спросил он, указывая на вороного жеребца, стоящего у коновязи.
Это был великолепный скакун, массивный, мускулистый, с прямой шеей, широкой прямоугольной мордой и умными живыми глазами. Его очень красили роскошная грива, пышный хвост и густая опушка вокруг копыт. Почуяв хозяина, жеребец вскинулся и навострил чуткие уши.
– Нравится? – Сен-Жермен положил руку на гладкий бок скакуна.- Я приказал доставить его из бельгийской Галлии.
– Он просто великолепен. Но… что у него с копытами? Песок арены их не сотрет?
– Они потверже, чем у иберийских лошадок, но, конечно, помягче, чем у ливийских. Я думаю, его можно поставить в один ряд с сицилийскими скакунами, правда те порезвей.- Сен-Жермен отступил в сторону, чтобы армянка могла рассмотреть получше его новое приобретение.- Зато он вынослив и у него ровный нрав.
– Это заметно.- Тиштри опытными руками ощупала спокойно стоящего жеребца- Можешь гордиться. За такого коня я бы много дала. Но у меня, во-первых, нет таких денег, а во-вторых, ты ведь его не продашь.
В устах рабыни эти слова звучали вроде бы странно, но на деле в них не было ничего необычного. У часто выступавших на аренах римских цирков рабов деньги водились, и достаточно крупные. Сама Тиштри, например, владела десятью лошадьми, чего не могли себе позволить очень и очень многие вольные граждане Рима.
– Нет, не продам. Но подарю. Он – твой.- Сен-Жермен отвязал поводья и бросил их ошеломленной армянке.- Теперь твои кобылки смогут дать хороший приплод.
Тиштри изумленно моргала глазами.
– Ты не шутишь? Сен-Жермен улыбнулся.
– Нет, не шучу. Ты оправилась, и мне вдруг захотелось сделать тебе подарок.
Она все еще не могла опомниться.
– Он мой? Это правда? – Наездница обняла жеребца.- Это царский дар, господин.
Сен-Жермен не ответил. Он радовался ее восторгу, но несколько отстраненно. Мысли его были явно заняты чем-то другим.
– Что ж ты стоишь? Проверь ему зубы, копыта.
– Они отличные, я знаю, они просто отличные,- радостно прокричала она.
– Надеюсь,- с нарочитым сомнением в голосе пробормотал Сен-Жермен, хотя он уже осмотрел жеребца и знал, что с ним все в порядке.
Тиштри расхохоталась, она оценила шутку.
– Мне бы хотелось провести его по манежу, мой господин. Мне не терпится посмотреть, на что он способен.
– Он твой. Поступай как знаешь. Манеж сейчас мне не нужен. Я собираюсь прокатиться с возницами. Хочу взглянуть, как ведет себя этот британец – Глинт.
– Глинт не очень-то ловок,- скривилась Тиштри.- Я наблюдала за ним утром. У него странная стойка. В колесницах так не стоят.
– Он еще не привык,- сказал Сен-Жермен.- Ты когда-нибудь видела британские колесницы? Они тяжелые, как телеги.
– Но он все же неплохо управляется с лошадьми,- кивнула армянка.- Для варвара – очень неплохо.
– Для варвара? – переспросил Сен-Жермен, глядя сверху вниз на потную, припорошенную пылью манежа красотку в свободной рубахе и потертых штанах, увешанную медными кольцами и оберегами.
– Британия – край дикарей,- серьезно кивнула она.- Говорят, они разрисовывают себя красками.
– Понятно.- Он вскользь коснулся ее руки.- Нам надо бы поговорить. Тиштри вскинула голову.
– Что такое
– Сейчас тебе лучше.- Он взглянул ей в глаза.- Ты хочешь вернуться?
Она пожала плечами.
– Ты мой господин. Рабам хорошо в господской постели.
– Разумно.- Он ожидал услышать нечто подобное, но все же был разочарован.- Ты бы хотела уйти к кому-то другому?
– В свое время,- ответила женщина, поразмыслив.- Мне нравятся твои ласки.
Он улыбнулся.
– Тогда до встречи. Приходи ближе к- вечеру. Аумтехотеп тебя впустит.
Тиштри нахмурилась. Мрачный египтянин казался ей высокомерным, холодным. Она знала, что именно благодаря его заботливому уходу ее силы восстановились так быстро, но ничего поделать с собой не могла,
– Что-то не так? – Сен-Жермен пристально вгляделся в нее.- Говори, не стесняйся.
– Нет, ничего. Я просто вспомнила о своих болячках.- Тиштри прищелкнула пальцами, словно бы отгоняя нечто дурное.- Но все уже позади. Через неделю я о них и думать забуду.
Забудешь, подумал Сен-Жермен, но шрамы останутся. Уродливые, ужасающие – и на всю твою жизнь.
Он, повинуясь порыву, погладил ее по лицу. Она приняла его ласку, но мыслями была с вороным. Сен-Жермен понял это и покачал головой.
– Тиштри, ты когда-нибудь задумываешься о том, что может с тобой статься?
Наездница вновь пожала плечами.
– Я не люблю много думать. Но о твоем предупреждении помню. Хотя мне все равно. Я, наверное, не верю тебе и поверю, когда все случится. А до тех пор- Она положила руку на холку коня.- Вот что реально. А гадать, что будет или чего не будет, я не хочу.
– Ладно, ступай.
Получив легкий шлепок, она рассмеялась и вскочила на вороного. Галл интересовал ее больше, чем что-то еще. Это одновременно и забавляло, и удручало.
Сен-Жермен повернулся на каблуках и двинулся к своему скакуну.
Возницы нуждаются в тренировках, решил он, возвращаясь на виллу. Британец и впрямь очень неловок. Он, правда, сумел управиться с четырьмя лошадьми, но ему не хватало опыта и артистизма. Остальные выглядели еще хуже, исключение составлял лишь Кошрод. Его стойка, столь восхищавшая праздных завсегдатаев скачек, была, как всегда, небрежно-изящной, и угадать в ней военную выучку мог лишь редкий знаток.
Теплые сумерки охватили округу, когда Сен-Жермен спешился во внутреннем дворике своего загородного имения. Сдернув седло со спины жеребца, он велел рабу унести его прочь. Другому рабу было отдано приказание как следует вычистишь притомившегося красавца.
У входа в дом его встретил Аумтехотеп.
– Бассейн наполнен, мой господин,- произнес он на своем родном языке.
Сен-Жермен ответил ему на том же наречии.
