Ближе к полудню Оливия расположилась в атриуме, пытаясь читать. Ее глаза скользили по строчкам, но смысл текста в сознание не проникал, ибо оно было затуманено беспокойством. Где Сен- Жермен? Неужели он осужден? Она не знала, к кому обратиться с такими вопросами, не вызывая при том подозрений у Юста. Исторический труд Тита Ливия 65 мало ее занимал. Римляне воевали с Порсеной? 66 Пусть воевали. Какое ей дело до всего этого, спросила она себя. Ей надо закончить шитье, и есть работа в саду. Оливия сбросила книгу с колен и решительно встала.
Несколько позже, когда она, отобедав и не очень-то разобрав, хорош ли приготовленный кухаркой цыпленок, поднималась из-за стола, вошедший в столовую раб объявил, что прибыл ее супруг и изъявляет желание поговорить с ней.
– Я действительно хочу с тобой побеседовать,- заявил Юст, оттирая раба плечом и с презрительным видом оглядывая обветшавшее помещение.- Обидно видеть в такой неухоженности эти старинные особняки.- Сенатор пожал плечами.
– Что ж,- сказала надменно Оливия,- если бы я получала доходы от поместий нашей семьи, возможно, мой отчий дом не выглядел бы столь заброшенным.
Юст рассмеялся.
– По-прежнему бодришься, Оливия, отстаиваешь права? Лучше было бы, если б в тебе поубавилось этой спеси.
– Для кого лучше, Юст?
Вопрос остался без ответа Юст прошел через столовую, заложив за спину руки. Подойдя к окну, сенатор повернулся к Оливии.
– Твой любовник скоро умрет,- сообщил он совершенно спокойно.
На мгновение Оливии показалось, что мраморный пол под ней покачнулся.
– Мой любовник? – ледяным тоном спросила она.
– Тот самый, что не слезает с тебя с тех пор, как ты решила здесь поселиться,- пояснил Юст.
– Не я решила здесь поселиться; это ты отправил меня сюда, чтобы развязать себе руки.- Она гордо выпрямилась и вскинула подбородок. Ее порадовало, что Юст не подозревает, сколько лет длится ее роман с Сен-Жерменом.
– Но ты согласилась, милая.- Он наблюдал за ней с нескрываемым интересом.
– Что мне еще оставалось делать? – Ноги Оливии вдруг ослабели, и она тяжело опустилась на одну из стоящих рядом кушеток.- Юст, что тебе надо? Зачем ты пришел?
Сенатор развел руками.
– Разве супруг не имеет права навестить собственную супругу? Неужели для такого визита нужна какая-либо причина?
– А разве ее нет? – спросила она, устав от игры в кошки-мышки.
– Ну,- вздохнул Юст,- раз уж ты завела любовника, то и причина может найтись. Я хочу известить тебя, что Ракоци Сен-Жермен Франциск… ты, возможно, помнишь его, он всегда ходит в черном… правда из сонма народа, тебя посещающего, трудно выделить кого-либо одного! Как бы там ни было, этот Франциск арестован по подозрению в серьезнейших преступлениях. Мне шепнули об этом в высоких кругах. Впрочем, если он тебе не любовник, то нет нужды вдаваться в подробности.- Юст взял в руки чашку голубого стекла.- Что за простенькая вещица! – Сенатор разжал пальцы, и чашка, ударившись об пол, со звоном разбилась.
– Юст! Выскажи то, с чем пришел, и уходи! – Оливия прерывисто задышала, удерживая рыдания.
– Высказать,- задумчиво повторил он,- и потом оставить тебя в покое? Полагаю, на это ты и рассчитываешь. Что ж, Оливия. Я, пожалуй, выложу тебе все.- Юст подбоченился.- Я, дорогая, собираюсь жениться. На Флавии Лесбии Фабулен Марко. Пока не все еще слажено, но император сказал, что одобрит этот союз. Дело движется хорошо, однако ему мешает маленькое препятствие.
– Это препятствие – я? – без выражения спросила Оливия.- Юст, я согласна с тобой развестись. На любых условиях, какие ты мне поставишь, и можешь не опасаться, я не стребую с тебя ни гроша.- Она понимала, что подобное соглашательство выйдет ей боком и что Юст им воспользуется, чтобы помучить ее.
– Но я уже разводился, и делать это повторно, даже с такой вопиюще развратной женой…- Сенатор торжествующе ухмыльнулся, заметив болезненную гримасу на ее исхудавшем лице.- Да-да, дорогая, у меня имеется список всех переспавших с тобою мужчин. До чего же ты неразборчива в связях: наемники, гладиаторы, какие-то темные личности… Сенат будет шокирован, услышав о них.
Голос Оливии был еле слышен.
– Юст, оговаривай меня как угодно. Придумай любую напраслину, но дай мне уйти. Я знаю, что моя
мать не хочет со мной знаться, однако позволь мне поехать к ней. Она стара, за ней надо кому-то приглядывать…
– Моя бедная, глупенькая Оливия,- слащаво произнес Юст,- мой печальный долг сообщить тебе, что ты не сможешь увидеться с матерью, ибо она, увы, умерла.
Лицо Оливии побелело.
– Умерла? Когда? Это… это неправда!
– Она умерла… и довольно давно. Боюсь, прошел год… или два. Я, к сожалению, точно не помню.- Юст провел пальцем по спинке кресла, словно стирая с нее пыль.
– Год? Или два? – Оливия встала. Ужас и ярость дрожали в ее глазах.- Я сносила твои издевательства лишь потому, что боялась за мать. Я мирилась с дурным обращением и позволила заточить себя в этих стенах не по собственной воле. Я хотела оградить ее от твоих козней, Юст.- Она подошла к мужу вплотную, не испытывая ни малейшего страха. Худшей боли он ей уже не мог причинить.- Ты обманул меня, ты обвел меня вокруг пальца, подлый мерзавец! -Оливия бросилась на супруга, пустив в ход ногти и зубы. Гнев придал ей силы, и она с радостью услыхала звук рвущейся ткани. Юст повалился на пол и взвыл.
Чьи-то руки схватили ее за локти и потащили к дальней стене.
– Держи ее,- сказал Юст рабу, поднимаясь.- Видел, что она сделала? Норовила вцепиться в горло. Ей мало того, что она пыталась меня отравить.
– Отравить тебя? – переспросила Оливия.- Что это за бред?
– Это не бред, моя милая,- выдохнул Юст, приближаясь.- У меня есть заключение лекаря, нашедшего в моих экскрементах отраву. Я маялся животом после каждой встречи с тобой. Лекарь все подтвердит, подтвердят и другие.- Он ухватил ее за подбородок.- Посмотрим, что скажет суд.
– Я буду все отрицать! И отвечу на каждую ложь обличающей тебя правдой! Я представлю свидетельства того, как ты мучил меня! – Оливия плюнула в ненавистное ухмыляющееся лицо.
Сильный удар раскрытой ладонью вышиб ее из рук раба, и она едва не упала Охранник, опомнившись, вновь ухватился за локти своей госпожи.
– Наглая девка! – прошипел Юст, вытирая щеку.- Это не пройдет тебе даром. Я приведу в суд с десяток мужчин, которые подробно расскажут о том, что они с тобой вытворяли. Я ославлю тебя, Оливия! И так, что в твою сторону не захочет взглянуть ни один порядочный римлянин! Я тебя раздавлю!
Оливия смотрела на мужа и думала, что еще никогда не видела его таким разъяренным. Эге, он, похоже, боится, его мучит страх!
– Жаль, что я не убила тебя,- произнесла она звенящим от напряжения голосом.- Упущено столько возможностей. Можно было дать тебе яду. Зарезать. Вышибить колотушкой мозги.
Юст цинично улыбнулся рабу.
– Ты слышал эти слова, ведь так?
– Слышал,- ответил раб.
– Ты, правда, не можешь давать показания против хозяйки, но почему бы тебе не составить донос? – Он слегка нахмурился, разглядывая Оливию.- Эта женщина очень опасна.
– Мне пойти к Моностадесу? – спросил раб.
– К Моностадесу? Нет. Я пришлю кого-нибудь сам. Моностадес… уехал.- Юст прикоснулся к застежке, тускло мерцавшей на оголенном женском плече.- Будь у меня время, чертова кукла, я бы с тобой разобрался. Я поимел бы тебя прямо здесь, на полу, как последнюю суку, каковой ты и являешься.- Он
