Но мадам Лэрре проявила большую осмотрительность.
— Сначала проверим, может ли он ходить.
При этих словах на лице Эркюля отразилось такое уныние, что оно могло бы быть принято за комически напускное, если бы не полные беспокойства глаза.
— Но я же стою! — сказал он.
— Стоять и ходить не одно и то же! — Она подала ему второй костыль. — Вы должны попытаться. Эркюля вновь затрясло, и он оттолкнул костыль.
— Не будьте идиотом, — резко сказала мадам Лэрре. — Даже если растяжки действуют, не забудьте, что вы не вставали на ноги много дней. Вы разучились нормально двигаться, ваши мышцы ослабли. Хорошо ли получится, если вы упадете?
На этот раз костыль не был отвергнут.
— Так-то лучше, — кивнула женщина. — Теперь идите ко мне.
Эркюль сжал костыли и сделал первый неуверенный шаг, стараясь не налегать на растяжку. Он выбросил вперед костыли и подтащил к ним ноги, потом снова попытался шагнуть. Растяжка держала отлично. Кучер замер, окрыленный успехом.
— Пристегните вторую.
— Разумеется, — ответила женщина. — Подайте нам табурет.
На этот раз она взялась за дело сама и вскоре с ним справилась. Эркюль под ее руководством принялся обходить помещение, а Саттин тем временем обратился к Доминго:
— Возможно, князю удастся исцелить и Сельбье.
Испанец вспомнил пустые глаза собрата.
— Нет, — печально ответил он. — Рог, дерево, бронза и сталь не могут целить разум.
Саттин, поколебавшись, кивнул.
— Я всего лишь надеюсь.
Возвысив голос, он спросил:
— Эй, приятель, у вас все в порядке?
— О да!
Эркюль восхищенно глядел на Ифигению. С ее помощью он обошел подвал трижды и намеревался продолжить это занятие. Внезапно тяжелая дубовая дверь скрипнула. Все присутствующие в мучительном ожидании посмотрели наверх.
Дверь приоткрылась, пропустив в помещение полосу света, потом ее перекрыл силуэт человека в бесформенном дорожном плаще.
— Добрый день, — сказал Сен-Жермен, спускаясь в подвал.
Первым дар речи обрел англичанин.
— Ваше высочество, мы и не ожидали…
— Я тоже не ожидал, — прервал его Сен-Жермен.
Эркюль шагнул навстречу хозяину.
— Граф, — произнес он, неуверенно улыбнувшись, — какой-то князь повелел этим кудесникам изготовить для меня механизм…
Он вдруг сообразил, что, обращаясь к хозяину первым, нарушает правила этикета, и виновато понурился, ожидая разноса. Однако все обошлось.
— Рад видеть вас на ногах, Эркюль. Надеюсь, в скором времени вам покорятся и козлы.
Граф говорил вполне искренне, хотя его рассеянная улыбка свидетельствовала о том, что он озабочен чем-то другим.
— Мы все исполнили в точности, — сказал по-английски Саттин. — Дерево и рог изумительно дополняют друг друга Это потрясающее открытие! Позвольте поздравить вас!
Сен-Жермен пожал плечами.
— Открытия нет. Адресуйте свои поздравления скифам. Они таким образом клеили свои луки за пару тысячелетий до нас. Оставалось лишь применить их изобретение к нуждам Эркюля.
Он снял треуголку и сбросил с плеч плащ, оставшись в темном дорожном костюме, отороченном мехом на венгерский манер. Безупречно белый шейный платок его был заколот булавкой с рубином, волосы на затылке перехватывал черный бант. Граф нахмурился, стягивая перчатки, но тут же собой овладел.
— Я отсутствовал, три дня, — продолжил он на безупречном английском, — и приятно ошеломлен результатами вашей работы. Будьте уверены, моя благодарность не заставит себя долго ждать.
— Мы польщены, ваше высочество, — поклонился Саттин и, поколебавшись, добавил: — Если вы еще не определили, в чем она должна выразиться, могу ли я обратиться к вам с просьбой?
Сен-Жермен вопросительно поднял брови.
— Продолжайте.
— Тигль, ваше высочество. Чтобы растить алмазы, нам нужен нормальный тигль. Честно говоря, — быстро добавил он, — наш тоже неплох, но он не держит температуру.
— Знаю, — кивнул Сен-Жермен. — Хорошо, Саттин, с этим я разберусь.
Он отвернулся от англичанина и повернулся к Доминго-и-Рохасу, заговорив с ним уже по- испански.
— Великолепная работа, мой друг, высокое мастерство. В чем секрет такого успеха? Испанец смутился.
— Я… мы… сестра… Мы, собственно, лишь старались не разойтись с вашими чертежами, вычисляя по звездам благоприятное для каждой операции время.
— Потрясающе, — с едва заметной долей иронии сказал Сен-Жермен. — Итак, вы, мадам Лэрре и Саттин. Кто еще?
Доминго-и-Рохас склонился в низком поклоне.
— Мы трое всегда к вашим услугам, князь.
— Понятно. А что же Сельбье?
— Все так же плох. Врач осмотрел его и сказал, что ничего сделать нельзя. — Доминго-и-Рохас развел руками. — Но что они знают, эти врачи? Он режут своими ножами людей, а когда те умирают, находят тысячу способов доказать, что все их мастерство было бессильно.
— Жаль.
Теперь Сен-Жермен — с легким пьемонтским акцентом — говорил по-французски.
— Если вы пожелаете, я направлю к нему других докторов. Впрочем, очень сомнительно, что это поможет.
Мадам Лэрре кивнула.
— Да, ваше высочество, я тоже думаю так. Ведь у него в беде не тело, а разум.
Нахмурившись, она оглядела свои ладони.
— Вижу, мы неплохо понимаем друг друга, мадам.
Грубая физиономия кучера, скромно постаивавшего в сторонке, внезапно вытянулась, и он изумленно вскричал:
— Ха! Я все понял! Вы ведь и есть тот князь, о котором здесь столько твердят?
Эркюль забылся настолько, что ткнул в хозяина пальцем.
Сен-Жермен не обратил внимания на столь вопиющую неучтивость.
— А что же вас так удивляет, мой друг? Или вам кажется, что я самозванец?
— Я… я нисколько не удивлен… — замялся Эркюль, приходя в ужас от собственной наглости.
— Титулом этим я пользуюсь очень нечасто, — хладнокровно продолжал Сен-Жермен, — но заверяю, что кое-кому это имя известно.
Совершенно смущенный Эркюль робко пролепетал:
— Но я не сомневаюсь ни в чем и, разумеется, вовсе не спрашиваю…
— Разумеется, спрашиваете. И, разумеется, заслужили ответ. Я происхожу из древнего карпатского рода. На протяжении долгих столетий мои предки роднились с представителями лучших европейских фамилий, — граф насмешливо улыбнулся. — Полагаю, некий папа из рода Орсини принадлежит к нашей родне. А если копнуть глубже — там найдутся и цезари. Но все это в прошлом, поросшем быльем.
Была Флоренция, были Медичи,[14] но Сен-Жермен не стал о них
