все равно скоро уходим, сегодня я ночую у нее.
Господи ты Боже.
– Ну, вот и хорошо. А как твои родители?
– У них все в порядке.
– Передавай привет.
– Сказав, что передаст, Лилиан удаляется к своим подружкам, одарив Эйба напоследок очаровательнейшей из улыбок. Эйб вспоминает, какой заход делало на него это дате, и разражается хохотом. Возможно, она вознамерилась получить от своего симпатичного, потрясного старого знакомого первый в жизни поцелуй. А ведь и правда хорошая девочка, у Сэнди ей совсем не место; Эйб чувствует большое облегчение, когда Лилиан вместе со своими – такими же зелеными – подружками хихикающей стайкой направляются к двери. Отважное знакомство с вертепом разврата закончилось вполне благополучно.
Еще большую радость чувствует он через полчаса, когда из бассейна притаскивают Таша – голого, мокрого и в полном отрубе. Подружки Анджелы, которым Сэнди дал коллективное прозвание Шустрые Шлюшки, отвели Таша к имитаторной серфинговой доске и уговорили его, непрерывно хихикая, покататься по проецируемым на видеоэкран волнам, что Таш и выполнил – с идеальной, несмотря на весь свой отруб, грацией.
– Э-гей! – кричит он, явно не замечая ничего, кроме своей волны – великолепной, двенадцатифутовой высоты «трубы». Эрика, союзница Таша, смотрит на него весьма неодобрительно.
– Слышь, люди, – неожиданно оживился Джим, – вот так, с раскинутыми руками, он точно как статуя Посейдона из Афинского музея, я сейчас, подождите секунду.
Подойдя к видеопульту, он пощелкал на клавиатуре, и волна сменилась неподвижным изображением статуи: покрытая патиной бронза, бородатый мужчина, готовящийся метнуть дротик, вместо глаз – пустые ямы; Таш взглянул на Посейдона и мгновенно принял ту же позу. Потолок чуть не обрушился.
– Да он же и вправду копия, – крикнул кто-то, перекрывая общий гвалт.
– Даже глаза точно такие, – со смехом добавил Джим. Таш отозвался негодующим рычанием, но позы не изменил.
Привлеченные оглушительным хохотом Эйба, к нему подсели две Шустрые Шлюшки, давние члены клуба поклонниц Эйба Бернарда; гибкие тела Инес и Мэри плотно прижались к нему с обеих сторон, их пальцы начали перебирать его волосы. Да, блаженство не стесненной никаким союзом свободы…
Эйб положил руку на талию Инес, но тут же почему-то – может быть, виной оказалась податливость теплой плоти? – перед его глазами встала сегодняшняя раненая женщина. Только что вытащенная из сплетения искореженного металла, неестественно согнутая, залепленная пластырем, засунутая в корсет, окровавленная… Хрен с ним со всем. Тут же – резкие спазмы в желудке. Эйб изо всех сил обнял Инес, зажмурился и кое-как придал своему лицу нормальное выражение.
– А где тут моя пипетка?
Глава 10
Деннису Макферсону предстояло лететь в штат Нью-Мексико, в Уайт-Сэндс, на испытания системы ДУМ, получившей теперь кодовое название «Оса», так что этим утром он забежал в свой кабинет с единственной целью – прихватить последнюю почту. И нашел на столе записку с приказанием явиться к Лемону.
Чем выше поднимался лифт, тем чаще колотилось его сердце. Со времени последнего скандала прошла всего одна неделя, в тот раз Лемон налился кровью, стучал кулаком по столу и орал, орал, орал…
– Вы слишком медлительны для этой работы! Столько времени гробится попусту, на вылавливание блох, безупречности он, видите ли, добивается! Мне не нужны копуши и бездельники! Это тоже война, и здесь все – как на войне! Первая же возможность активных действий – и вперед, не останавливаясь, до упора! Разработка по «Осе» нужна мне ко вчера!
И так далее, и тому подобное. Конечно же, всем, работающим на Лемона, хорошо известна привычка босса время от времени отключать все сдерживающие центры, только это совсем не значит, что Макферсон должен быть в восторге от таких сцен. Лемон давным-давно отошел от конструкторской работы, такие мелочи, как вес, напряжение, надежность работы, превратились для него в звук пустой. Подобной ерундой могут заниматься и другие, для него важны себестоимость, отдача, график, упорная работа отдела, внешний вид сотрудников. Он – бесстрашный вождь отдела, карликовый фюрер карликового рейха. Поручи Лемону разработку вечного двигателя, он и тогда будет орать про смету, график, связи с общественностью.
Сегодня начальник – само очарование, лично распахнул перед Макферсоном дверь кабинета, снова называет его Маком, непринужденно пристроился на краешке стола. Он что, не понимает, что такие вот сеансы очарования – когда они перемежаются безобразными сценами, – не значат ровно ничего? Хуже, чем ничего – подобное поведение изобличает в нем скользкого лицемера, маниакально-депрессивного психа, шута балаганного. Уж оставался бы все время орущим деспотом, и то было бы легче.
– Ну и как там, Мак, наша «Оса»?
– Мы изготовили экспериментальный образец системы, укладывающийся в поставленные Фелдкирком ограничения. Лабораторные испытания прошли хорошо, и мы послали изделие на натурные. Его установили на одном из ДУМов, первый полет состоится в Уайт-Сэндс, как раз сегодня. Если все пройдет успешно, мы можем либо прогнать изделие через серию испытаний в термокамере, либо отдать его ВВС, чтобы те занялись проверкой сами.
– Отдадим ВВС, и чем скорее, тем лучше. – Ну конечно же, подумал про себя Макферсон. – Им ведь все равно придется проводить эти испытания.
Оно, конечно, так, но было бы гораздо безопаснее узнать обо всех огрехах системы самим, а теперь их выявят вояки. Макферсон этого не говорит, хотя и надо бы. С него снимают дальнейшую ответственность за систему, его лишают возможности заботиться о ее судьбе, тут есть от чего прийти в бешенство, но только как надоели все эти сцены.
Лемон ведет себя так, словно вопрос решен окончательно. Обычная для всех суперчерных программ беда, контрактор проводит слишком мало испытаний; с белой программой, при конкуренции, на такое не решится никто. И зачем, спрашивается, такая никому не нужная спешка, ведь ни о каком крайнем сроке даже и речи не шло. Фелдкирк просто сказал: будет все готово – приезжайте. Так что нет у этой гонки
