С Третьяком мы впервые встретились осенью семьдесят девятого в Новогорске, куда сборная по футболу приехала перед матчем с командой ГДР, в котором мне предстояло дебютировать. Хоккеисты, жившие в уютном коттедже, куда поселили и нас, готовились к приближающемуся сезону.
К футболу хоккеисты относились не просто с уважением, а с любовью, может быть, чуть меньшей, чем к хоккею.
Футбольные схватки у хоккеистов на занятиях проходили весело, с огоньком. Здесь разрешались толчки, жесткое единоборство и прочие приемы, которыми так щедра их любимая игра.
В хоккейной сборной талантливых, ярких спортсменов в тот период было много, но меня интересовал только Третьяк.
Не счесть, сколько игр я видел с его участием. И всегда не переставал удивляться, как это удается ему на протяжении столь долгого времени оставаться камнем преткновения для самых искушенных бомбардиров? В чем секрет неизменного спокойствия и невозмутимости в бесчисленных поединках с соперниками?
Хотя Владислав держался очень просто, я постеснялся навязываться малознакомому человеку.
Позднее, часто встречаясь в Новогорске, мы познакомились поближе. И однажды я затеял так волновавший меня разговор, который в какой-то степени помог раскрыть «тайну Третьяка».
Говорили о делах хоккейных, футбольных, о вратарских трудностях и радостях, сойдясь во мнении, что в нашем деле самым необходимым является внутренняя уверенность, позволяющая не зависеть от игровой ситуации, всегда оставаться ее хозяином.
Признаюсь, я был ошеломлен, когда услышал от Владислава, фантастически талантливого вратаря, что ему пришлось в свое время немало помучиться, прежде чем он обрел это состояние внутренней уверенности.
- Но еще труднее было, - говорил Третьяк, - научиться не терять его ни при каких обстоятельствах.
- Так как же тебе все-таки это удалось? - спросил я, надеясь, что сейчас-то и откроется «секрет Третьяка».
- Работал, - сказал Владик. И, словно почувствовав, что разочаровал меня таким ответом, продолжил: - Тут все дело в том, как относиться к тренировке. Я ведь на каждую из них выхожу, как на самую ответственную игру. Неважно, что по воротам бросают товарищи, а не соперники, что пропущенные шайбы ничего не решают. Главное, не пропустить. Ни за что не пропустить. Трудно это выдерживать. Но зато приучаешь себя не расслабляться, постоянно быть начеку, обретаешь требуемую уверенность. Вырабатываю я ее в тренировках, которые превращаю в один непрекращающийся труднейший матч...
Многие матчи, которые я видел с нашим прославленным вратарем, заставляли вспоминать эти его слова. Но один врезался в память особенно. Весной восемьдесят третьего, за год до окончательного ухода Владислава со льда, в Мюнхене, в финале мирового первенства, сборная СССР встречалась с командой Чехословакии, к концу турнира вдруг заигравшей сильно и удачно.
Когда же при счете 1:1 прозвучала финальная сирена и наши ребята бросились обнимать Владислава, отразившего бесчисленное количество шайб, оператор неожиданно дал его крупным планом. И все увидели на экране осунувшееся, в каплях пота лицо человека, невероятно уставшего, но гордого тем, что он мужественно и с честью выполнил свой долг.
Таким я видел Третьяка однажды после очередной тренировки, когда он уходил в раздевалку.
Я не знаю, как тренируется итальянец Зофф. Но когда я увидел, как в свои сорок лет он просто, без лишней суеты, в манере истинного мастера защищал в Испании ворота сборной, ставшей, вопреки самым мрачным прогнозам, первой в мире, то понял - он из тех, кто владеет искусством тренировки. Даже в матче с бразильцами, когда Сократес забил ему гол в ближний угол (это считается грубой вратарской ошибкой), Зофф не проявил ни малейшей растерянности.
Когда же в самом конце встречи бразильцы навалились, желая сравнять счет, на ворота итальянцев, он лишил их последней надежды, встав на пути мяча, посланного тем же Сократесом.
Дино Зофф... Мужественный, крепкий, упрямый. Не зря капитанская повязка «Скуадры адзурры» была доверена именно ему.
И это вовсе не являлось обычной данью уважения к игроку, самому старшему по возрасту, а признанием его мастерства, авторитета, стопроцентной верой в своего голкипера.
Мне часто задавали вопрос, считаю ли я Зоффа лучшим голкипером испанского первенства, ведь мою фамилию, когда речь заходила о присуждении этого символического звания, называли вместе с его. И всякий раз я отвечал; «Зофф - настоящий вратарь чемпионов мира».
В Испании журналисты взахлеб писали о «черной пантере» из Камеруна. Так они окрестили высокого, гибкого, словно виноградная лоза, первого номера этой сборной Томаса Н'Коно. Но, отдавая должное незаурядности Н'Коно, мне все-таки резала глаз тяга камерунца к эффектности, к приемам неоправданно сложным, без которых можно было бы обойтись. Там, где требовалось отбить мяч, он почему-то старался поймать его. При этом постоянно падал, вставал и вновь бросался за мячом по делу и без. Одним словом, стремление непременно понравиться публике, произвести на нее впечатление (что само по себе нисколько не возбраняется) довольно часто мешало ему, нервировало партнеров.
Зофф и Н'Коно. Вратари разных поколений, разных стилей. Но оба талантливые, своеобразные, сумевшие доказать, что из многих кандидатов на «пост № 1» своих сборных выбраны тренерами не зря и занимают его по праву.
Если я заговорил о «первых номерах» испанского чемпионата, то было бы несправедливым не уделить внимания голкиперу из ФРГ Харальду Шумахеру.
- Я невероятно самолюбив, - заявил он Как-то в одном из интервью репортерам. - И футбол для меня - отличная возможность доказать свою незаурядность. Это я понял сразу, как только надел вратарские перчатки.
Лихо сказано, что и говорить. Суть характера этого высокого, словно вырубленного из скалы человека, с копной вьющихся золотистых волос, сразу же становится ясной. В Испании Харальд не попал в центр внимания, которого он страстно желал и к которому так стремился. Играл он чересчур эмоционально и моментами походил на разъяренного тигра, общение с которым, как известно, не сулит ничего хорошего.
В фильме «Гол», снятом английскими кинематографистами на испанском чемпионате, есть кадры, показывающие Шумахера во время матча с французами. Зрители видят человека, внутри у которого клокочет вулкан, - так разгорячен и неистов он в каждой схватке за мяч. В одной из них Харальд, похоже, потерял контроль над собой и врезался в прорывавшегося к его воротам защитника Батистона.
Чуткий объектив кинокамеры беспристрастно зафиксировал этот печальный эпизод, после которого французского футболиста вынесли с поля на носилках. И мы вновь видим лицо Шумахера - грозное, глаза мечут молнии. Он так и не сумел погасить в себе огонь переживаний, эмоции буквально разрывали его, моментами делая неуправляемым.
После матча на него бросились в атаку журналисты.
- Я не собирался наносить травму Батистону, - убеждал он репортеров, - это был чисто игровой эпизод. И не правы те, кто считает иначе. Тем не менее очень жаль, что он оказался в больнице. Но я обязательно навещу его и принесу свои извинения. Хотя, признаюсь, не чувствую за собой никакой вины.
Шумахер сдержал свое слово и побывал у получившего повреждение недавнего соперника.
Мне же лично показалось, что столкновение не было случайным. Но так ли это - известно лишь самому голкиперу сборной ФРГ. Кстати, лучшим его матчем стал финальный. Но, несмотря на все усилия, сделать для своей команды ничего не мог.
Вратарей, не только надежно охраняющих свои ворота, но и в стремительных атаках поражающих чужие, пока в футболе нет...
Мы познакомились с Шумахером тем же летом, когда «Кельн», чьи ворота он защищает в национальном чемпионате, и «Спартак» были приглашены на турнир в Испанию, еще живущую отголосками событий мирового первенства. Обыграв в финале «Атлетико» (Мадрид), нам удалось завоевать первое место. И с красивым серебряным кубком в приподнятом и радостном настроении мы уезжали домой. В аэропорту я увидел знакомую фигуру в летнем костюме нежно-голубого цвета. Это был Шумахер.
