свободе. Мы будем много говорить, правда?
— Да.
— Пусть, пусть, — отвечая как бы себе, продолжал Евгений. — Пусть даже все и получилось, пусть человек бог, хотя бы и помыслами, и все же не в этом его цель. Правда, Соня? Ну хорошо, ну пусть он там, во Вселенной, среди пространств, пусть великая мечта, но ведь всего лишь мечта, Соня. Человек слаб, он живет интересом, а интерес не гарантирован. Г-господи, все равно он упрется в стену, а там, за темной холодной стеной чужая территория, страна призраков, общество сверхчеловеков, — разволновался Шнитке.
Неужели он все время думает об Ученике отца.
— …общество прожигателей вселенных. Он думает, открыл закон природы, а открыл книгу уложений, инструкций и поправок. Он сделал машину, а она давно пылилась на свалке, с-списанная и ненужная. Нам не нужная, людям Земли. Нам-то, Соня, з-здесь жить, нам-то все равно остается болото, п-полюс скуки, как он выражался, — Евгений вдруг опомнился и тихо уже добавил: — Пусть они там, а мы будем жить на Северной. Господи, бродить по диким берегам, любить грязную землю, правда, Соня?
— Да.
— А помнишь, как мы с тобой ходили в музей, а? А я еще фотографировал. А они сказали, что не может быть. — Евгений победно улыбнулся. — Как там сейчас тетя Саша? Ой, как моя бедная силикатная сберкасса?
— Стоит. — Соня попыталась улыбнуться и вдруг решила, что нужно все-таки хоть как-то его подготовить. — Евгений, тогда в музее, когда мы стояли у фиолетового окна, ты сказал, что наша Темная и вправду какая-то странная?
Евгений смущенно замахал руками.
— Нет, наваждение, ничего особенного, показалось, показалось.
Евгений задумался, вспоминая, и в этот момент громыхнуло с Заячьего острова. Наступила тягостная минута. Оба опустили глаза. Наверное, Евгений и раньше догадывался, что пушка стреляет неспроста, а сейчас он испугался — не дай бог и вправду имеется еще что-то, и Соня может невольно подтвердить его сомнения — и смотрел в пол. А Соня, которой пообещали скорое освобождение Евгения, тем более не хотела торопить события и справедливо полагала, что отпускать его обратно в полуподвальное помещение с новой информацией просто опасно.
Евгений почувствовал, что сейчас вернется матрос и они опять расстанутся.
— С-Соня, ты должна знать: на этом свете есть одна цель, ради которой все происходит, все остальное незачем. Это я, слабый человек, тебе говорю.
— Молчи, — Соня взяла его руку, прижалась к ней губами.
Она и сама видела, что у него больше ничего не осталось, кроме нее. Как странно, в одночасье построенный город разрушил все его мечты. Зачем? Почему? Зря она подсмеивалась над отцом. Он оказался прав — воспрянула Северная из спячки. В одночасье, подумала Соня. Впрочем, так ли уж в одночасье? Сейчас, в последнюю минуту их свидания она вдруг поняла, что мучило ее все время, странное, невидимое, незаметное. Да, все произошло именно в тот морозный ноябрьский день. Да, свершилось чудо, акция научного творчества, запланированная и осуществленная Учеником отца. Но что-то было еще. И она вспомнила. Еще до старта, когда они с отцом звонили в Южный Варфоломееву, а потом вышли на берег Темной… Да, да, уже тогда на стрелке речного острова она заметила две розовых колонны. И отец заметил, испугался, но промолчал. Промолчала и Соня, не до этого было. Значит, новый город подступал уже тогда? Будущее незаметно вырастает из прошлого. Вот и сейчас, по дороге на свидание она обнаружила, что окно Евгения как бы выросло из-под земли — не совсем, наполовину. Да и на крыше, над аркой, появилась колесница, запряженная шестеркой лошадей.
— Соня, — окликнул Евгений, — пора.
Действительно, свидание окончилось. Появился матрос и сказал:
— Ну что, погорельцы, отбой.
30
После убийства Мирбаха все изменилось. Товарищ Петрович был зачислен, как выразился Синекура, действительным старшим сотрудником отдела прикладной деэксгумации. В придачу к почетной должности Петрович получил свой любимый вельветовый костюм, право на свободное посещение города Центрая и на предварительную запись в очередь на Большую Гильотину. Была соответствующая бумага, подписанная самим приват-министром. Приват-министр лично следит за успехами новобранца и вот-вот, не позднее следующего полнолуния готов принять талантливого ученого для одного важного дела. Важное дело было в действительности инициировано самим землянином. Вначале Варфоломеев рассердился. Какая может быть прикладная деэксгумация, убит человек, и нужно что-то делать, а не сходить с ума. Но когда Синекура посулил ему всяческие блага, он согласился, но при одном условии. Условие, а точнее, просьба, было вполне естественное — в качестве исключения с учетом особых обстоятельств необходимо оживить старого больного человека, друга и соратника, Илью Ильича Пригожина. «Обещать не могу, но просьбу передам», — усмехнулся Синекура и протянул ключи от машины.
В первый же вечер Варфоломеев совершил вылазку в город. Здесь все было по-прежнему: свобода, демократия, изобилие продуктов. В ресторанах и кафе веселился оживленный народ. На площадях и в скверах, залитых искусственными квантами, на бульварах и набережных, в маленьких бистро и больших секс-домах — везде текло, бурлило бесконечное жизненное движение. Прекрасный, породистый автомобиль мягко и уверенно пробирался сквозь транспортные потоки. Хороший зверь. Варфоломеев дружески ударил по баранке и поддал газку. Приятно замирало сердце на поворотах, на эстакадах, в тоннелях. Он любил быструю езду. Но его служебная двадцатьчетверка ни в какое сравнение не шла с этим техническим чудом. У железной девки он резко свернул направо и в три поворота оказался в темном, заросшем старыми тополями дворике. Мягко щелкнул магнитный замок, и Петрович остался один на один с ночным чуждым небом. Он задрал голову вверх, расставил пошире ноги и стал ждать. Он был абсолютно спокоен и даже самоуверен. Немного кружилась голова от быстрой езды, от неудобного состояния, а скорее всего, от того странного, земного тепла, которое шло из зарослей, где остывал нагретый за день посадочный бот.
Наконец появилась яркая точка. Все на месте, все работает. Чуть подрагивая, отрицательный скомкователь прошел по звездному полю и в ту же минуту исчез в тени планеты, не достигнув крыши соседнего дома. Петрович оглянулся по сторонам и юркнул в кусты.
Нет, не все прошло гладко. Да, посадочный бот был, слава богу, на месте, но заело замок. То ли он проржавел, то ли ключ погнулся, а может быть, просто от волнения, но землянин никак не мог открыть космический агрегат. В отчаянии даже пнул ногой по корпусу, и тот ответил командиру равнодушным металлическим гулом. Чертов утюг, ругался Петрович, прислонившись лбом к аппарату. Зря он оскорблял собственное детище. В полумраке посадочный бот был похож скорее на океанский броненосец со старым паровым сердцем, с отважным героическим прошлым, готовый сражаться и победить, а может быть, погибнуть в вечной баталии с тупым человеческим невежеством.
Потом вспыхнул свет. Взвыли тормоза, во дворик въехала машина. Кто-то преследовал капитана. Свет погас, и в наступившей тишине послышался шепот:
— Петрович?
— Урса?!
Из темноты появилась сестра милосердия.
— Так вот он какой, — Урса с удивлением потрогала корпус аппарата.
— Смешно, неужели ЭТО летает?
— Летает, — усмехнулся капитан.
Урса прошла вдоль корпуса, поглаживая шершавый чугунный бок.
— Да, он все правильно рассчитал.
— Кто?
— Господин главный врач. — Урса подождала мгновение, но Петрович молчал. — Неужели вы не
