Зашел Димка.
— Слушай, у Зюганова в кабинете портрет Пушкина висит. А ты кого собираешься повесить?
— Мы — за развитой социализм. Мы…
— Брежнева, что ли?
— Брежневым у Ярослава все стены обвешаны и еще на потолке портрет.
— Да, я видел. С нимбом.
— Поэтому у меня будет Ленин.
— Патриотично. И без всякого намека на левый радикализм.
— Энди Уорхолла. У него есть два: один с голубой бородой, другой с красной. Как думаешь, какой лучше?
— С голубой как-то… Тоже, конечно, позиция. И электорат дополнительный подтянется…
— Да, но братву потеряем. Поэтому пусть Ленин будет с красной бородой.
— Аминь.
— Узнай, можно его купить?
— На последнем «Сотби» Уорхолл ушел за десять с половиной. Не помню, чей портрет.
— На правое дело денег не жалко.
— А может, Мэрилин Монро? Мне нравится.
— Вась, мы же не студия звукозаписи! Посерьезней, пожалуйста, с идеологией.
Димка подошел к аквариуму.
— Все филонит?
— Ну да.
— Может, это не акула?
— Акула. Я уже сам проверил. Танька какого-то профессора вызывала.
— Может, болеет?
— Нет, здорова.
— Тогда, наверное, просто дура.
— Посмотрим.
Мы собрали заседание штаба и утвердили характеристики в Центризбирком. В них на каждого кандидата от нашей партии было четко выверенное и со всеми согласованное количество хвалебных слов. И каждый из кандидатов ревниво следил за тем, чтобы другого не похвалили больше.
Утверждение бюллетеня заняло часа два. Причем большую часть совещания Брежнев провел в истерике.
Это был День работников уголовно-исполнительной системы. Я позвонил Мишане и сказал, что заеду за подарком для министра юстиции. Интересно, что он ему подберет? Платиновые наручники? Или ограничится запонками?
Заседание закончилось, и в моем кабинете остались только Лена и Димка.
— Завтра бюллетень будет в Центризбиркоме, — объявила Лена. Она сидела на моем диване и покачивала ногой.
Почему она не берет деньги у отца? Хочет в европейских традициях сама сделать себе карьеру? А может, доказать папаше, что она не хуже его? Вот это у нее вряд ли получится. До папаши ей, конечно же, далеко.
— Какие предложения? — поинтересовался Димка.
— Занести деньги председателю. — Других предложений у меня не было. — Написать заявление и сдать новый бюллетень.
— С развернутой характеристикой Владимира Викторовича, — подхватила Лена.
— Так и сделаем, — согласился Димка.
— Что у нас во вражеских штабах? — спросил я.
— Во вражеских все под контролем, — ответила Лена. — Проблема в школе.
— Мальчики перестали обращать внимание на девочек? — Димка изобразил на лице ужас.
— Ага, — подхватила Лена, — поэтому они раздобыли патроны и начали стрелять в музее из нашей винтовки.
Только этого мне не хватало.
— Боевыми?
— Боевыми. — Лена кивнула. — Но, слава богу, только в потолок.
— Езжай в школу. Хотя это больше вопрос к администрации. Пусть получше следят за боевым оружием. А если бы у них пулемет был? Чапаевский?
— Или танк? — предположил Димка.
— Тьфу-тьфу-тьфу. — Лена постучала по столу.
Потом я поехал в Министерство юстиции, а Лена — в школу.
Приехала Даша.
У нее в телефоне я записан как «вредина». И у нее правда есть отрывной календарь. И она действительно отмечает все эти праздники.
Надо сделать ей подарок на какой-нибудь День народонаселения. Купить квартиру.
Или машину на День работников ГАИ.
Даже поручил секретарше узнать, когда он будет. Оказывается, в июле. Не скоро.
Мы оставались на ночь в «Паласе».
Днем ходили обедать.
Я выучил штук пятьдесят скороговорок.
Она слушала нашу попсу.
Она ела все подряд, вне зависимости от калорий.
В Швейцарии случился снежный обвал. Я посоветовал Ладе не кататься. Она обещала, что не будет, но наверняка катается.
Лада должна была вот-вот прилететь. Домработница накрыла завтрак для нас двоих.
Я стоял перед зеркалом и разглядывал новую морщину под левым глазом. Лада предлагала втирать в нее крем. Думаю, это бесполезно. Хотя почему бы не попробовать.
Она же предложила сбрить бакенбарды. Потому что бакенбарды у меня стали с проседью.
Лада позвонила из аэропорта.
— Дорогой, ты во сколько выходишь из дома?
— Дождусь тебя и сразу поеду, дорогая.
— Ну ты езжай тогда и меня не жди. Я к Ларчику хочу заехать прямо сейчас. А мы с тобой увидимся вечером.
Я повесил трубку. Втер под глаз еще одну порцию крема. Улыбнулся своему отражению, отчего морщины стали похожи на кратеры, если их фотографировать из космоса. Велел домработнице убирать завтрак. Набрал Ладин мобильный.
— Лада, а ты считаешь нормальным общаться с Ларчиком, если я тебя просил этого не делать?
— Дорогой, не начинай. Я считаю, что есть твои отношения с ее мужем и есть мои с ней.
— Но ее муж должен не мне, а нашей семье. К которой ты имеешь непосредственное отношение.
— А она-то тут при чем? Не она же брала у тебя эти паршивые деньги?
Лада орала в трубку, перекрикивая объявления о прилетах самолетов.
— На эти паршивые деньги он покупает ей цацки и шубы! А ты приходишь домой и мне про них рассказываешь! И эти паршивые деньги я, между прочим, зарабатываю! А если бы мне захотелось куда- нибудь деть пятьсот восемьдесят тысяч, я бы придумал что-нибудь получше, чем бриллианты для толстозадого Ларчика!
— Ты все сказал?
— Я буду занят вечером!
— Не сомневалась!
— Давай!
Я вытер остатки крема с лица. Главное — продержаться еще лет десять. А там уже что-нибудь изобретут. Для вечной молодости.
