теплой комнаты.
Интересно, она бы смогла найти дорогу назад? Если бы захотела? Если бы сошла с ума и захотела? Слава богу, нет.
– Можно мне взять банан? – спросила Оля у лоточника.
– Как это взять? – удивился лоточник.
– Я есть хочу.
– А я на Луну хочу.
– Нельзя? – уточнила Оля.
– Да ладно, бери! – махнул рукой лоточник, разглядывая симпатичную Олю.
– Спасибо.
Лоточник чаще добрый, чем злой. Одно она знала наверняка – ни за что, ни при каких обстоятельствах она больше не подойдет к людям в рабочей форме. Это была ошибка. Это они, после того как она сбежала от Дедушки, держали ее взаперти и потом отправили на автобусе в больницу. Это они не позвали к ней маму.
Она просто пойдет дальше. Она может идти куда захочет. Она – свободна. Она всегда считала, что свобода – это счастье. Значит, она вот-вот будет счастливой. Просто надо пройти еще немного.
Интересно, почему вымерли мамонты?
Дедушка говорил, что любовь – это когда весь мир умещается в одном человеке.
Ей нравилось читать вывески и разглядывать витрины.
Ей не нравилось, когда кто-нибудь на нее смотрел. И она терялась, если кто-нибудь к ней обращался. Ей вообще было страшно, что ее замечают. Сама себе она казалась невидимой.
Она легла спать на диване просторного холла неотложной стоматологической клиники. Никто не обратил на нее внимание. Она так же, как все, взялась рукой за щеку, прислонилась к стенке и закрыла глаза.
Ей так хотелось спать, что думать о счастье уже никаких сил не оставалось.
Ей снились голубые облака, и она легко доставала до них, подпрыгивая. Она пыталась ухватиться за них рукой, но облака растворялись в ее ладошке, и она хохотала так, словно это была самая веселая игра в ее жизни.
5
Еда оказалась сносной. Котлеты из кролика, ризотто, свежий апельсиновый сок.
Меню практически Марусиного отца.
Может, это все-таки он устроил? Такое легкое принудительное лечение. Но от чего? Может, мать нажаловалась?
Вряд ли. Он бы и трубку не поднял. А через секретаршу она бы не стала. А может, стала? Да и что такое я делала? Отец сам говорил, что мать – дура. Что ей никогда ничего не надо было. Ей и сейчас не надо. Как она тогда сказала: «Я к его деньгам не притронусь». А потом Маруся спросила ее: «А чего же ты мой телик, плазменный, VIERA, целыми вечерами смотришь? Он ведь тоже на его деньги куплен». Она закричала, что не нужен ей его телик, и стала смотреть свой. И продукты не брала, что Маруся из ресторанов привозила. Так все и лежало в холодильнике вперемежку: творожный сырок и докторская колбаса – их, родителей, и суши «Калифорния», да хамон – ее, Маруси.
А потом ей отдельную полку в холодильнике выделили.
Но за отдельную полку в холодильнике ведь в сумасшедший дом не кладут?
Она была сегодня со всеми мила и добра. Наверное, сказывалось действие капельниц.
Перед обедом к ней зашла соседка.
Соседка оказалась актрисой. Она так и сказала: «Я известная актриса».
И она предложила Марусе рассказать ей про жизнь.
– Ты же ничего не знаешь, бедная девочка, – сказала актриса.
– Почему это? – возмутилась Маруся, уверенная, что актриса намекает на ее юный возраст.
– Тебя же держали взаперти.
– Это вас тут держат взаперти.
– Нет. Нас держат не взаперти. Мы совершенно свободны. В том числе от всех тех гадостей, которые происходят снаружи.
– Вы от чего лечитесь?
– Ни от чего. Я здорова. Просто иногда у меня бывают голоса.
– Так вы сумасшедшая?
– Нет! – Актриса громко, чтобы слышно было и на галерке, рассмеялась.
– А что голоса? – настаивала Маруся, просто из любопытства.
– Понимаешь, я придумала нового человека. Не такого примитивного, как сейчас. Этому человеку не надо будет дышать, не надо будет ходить в туалет. Это же так отвратительно – ходить в туалет.
– Он будет роботом?
Нет, робот исполняет заданную программу, поэтому все мы – роботы, запрограммированные нашей кармой еще задолго до нашего рождения. А новый человек – это человек абсолютно свободный. Он не зависит ни от унитазов, ни от грехов своих предков.
– Это вы придумали? – уточнила Маруся.
– Да. Я знаю людей. Я в прошлой жизни была Екатериной Великой.
– Кем?
– Екатериной Великой. Но тебе, наверное, неизвестно, кто это, бедная девочка, ты ведь не ходила в школу…
– Боже мой! – закричала Маруся. – Но почему это я не ходила в школу? Я ходила! Я просто ее иногда пропускала! И все! Блин!
«Точно, – решила Маруся, – мать нажаловалась отцу, и он упек меня сюда. Ну, я им устрою!»
– Значит, вы были Екатериной Второй?
– Да, была, – подтвердила актриса довольно скромно.
– А откуда вы знаете?
– Догадалась.
– Ну, как это – догадалась?
– Просто. Как догадываются люди на остановке, что скоро придет автобус.
– Круто.
Маруся искренне восхитилась.
«Все. Я в сумасшедшем доме. Это надо принять. Они решили меня воспитать. Они называют меня Оленькой, потому что отец скрывает, кто я такая. Чтобы не позориться».
– Он тебя изнасиловал еще маленькую? – участливо спросила актриса.
«Главное, действительно не сойти с ума», – решила Маруся.
– Да. Еще маленькой. Он называл меня Лолитой.
– Я это вижу. – Актриса закрыла глаза. – Я прямо это вижу.
– А вы здесь давно?
– Месяц. Скоро домой. Хотя я не знаю, где мой дом. Когда я здесь – кажется, что там. Когда я там – кажется, что здесь.
– А…
– Амбивалентное сознание. Ты идешь обедать?
– Мне привозили сюда.
– У тебя надзорная палата?
– Не знаю.
– Наверное, надзорная. Раз тебе еду сюда привозят.
– А что это значит?
– Просто… – актриса лучезарно улыбнулась и огляделась вокруг, – камеры. У тебя тут везде камеры. Не волнуйся. Я буду часто тебя навещать.
«Интересно, мамин муж тоже принимал в этом участие?»
После того как выяснилось, что ее отец – никакой не ее отец, Маруся так и называла его – Мамин Муж. Ее обманывали всю жизнь. Чужой, абсолютно чужой человек заставлял ее готовить ему завтрак. И
