— А я не боюсь, — заявил дерзко Юрий. — Я ни в чем не виновен, и вы не решитесь так со мной обойтись.
— Только потому, что твой отец из семейства Нагих? — поинтересовался Ракоци, вновь становясь предельно учтивым. — Но я, например, Петра Нагого не знаю. Григория знаю, мне ведомо и о других, но о Петре я что-то ни разу не слышал. Либо это крупный землевладелец, предпочитающий покой суете, либо ему приходится жить вдалеке от Москвы, поскольку он запятнал себя каким-то бесчестным поступком. Сын такого боярина вполне может постигнуть и грамоту, и другие науки, чтобы потом отправиться искать счастья к более взласканной удачей родне.
— Это все выдумки! — затравленно выкрикнул Юрий. — Я не умею читать. Нагие мне не родня. Не понимаю, откуда вы это взяли?
Ракоци покачал головой.
— Когда живешь долго, волей-неволей становишься проницательным. — Он покосился на Роджера и продолжил: — Ладно, Юрий Петрович. Я не отринул мысли заключить с тобой соглашение. Послушай меня. Мы можем все оставить как есть. Ты будешь жить в моем доме и по-прежнему доносить Нагим о каждом моем шаге, если возьмешься с другой стороны докладывать обо всех их замыслах мне. Я в этом случае не отправлю тебя на расправу к Скуратову и даже увеличу твое жалованье. Если проявишь себя на этом поприще, получишь награду. Если попытаешься со мною хитрить, пойдешь на дыбу. И будь уверен, все твои родственники тут же от тебя отвернутся, ибо не захотят рисковать. — Он помолчал. — Пусть я инородец, но мое положение гораздо надежнее твоего. Так-то, Юрий Петрович.
— Вы думаете, что я способен предать своих родичей? — Юрий высокомерно задрал подбородок.
Ракоци лишь усмехнулся.
— А почему бы и нет? Ведь ты уже ступил на эту дорожку, с нее не так просто сойти.
— Я не шпион! — вскинулся Юрий. — И ничего плохого не сделал. Почему вы не верите мне?
— Значит, ты стоишь на своем? — Ракоци взял в руки перо и внимательно оглядел его кончик. — Что ж, я, возможно, и впрямь зря сержусь на тебя. — Он подтянул к себе лист бумаги и набросал на нем несколько слов, затем вынул из поясного кошелька две золотые монеты. — Вот, возьми их себе. Как залог того, что с тобой будут честно тут поступать, если ты, в свой черед, будешь честен.
Юрий с нескрываемой радостью принял монеты.
— Что я в обмен должен сделать? — спросил почти весело он.
— Всего лишь доставить по адресу небольшое послание. Не слишком трудное поручение, правда? Отнесешь письмо в Кремль, Годунову, и дождешься ответа. Весьма несложное поручение. — Ракоци небрежно указал на лежащий перед ним лист. — Можешь прочесть его, если хочешь.
— Я не умею читать, господин, — с заминкой откликнулся Юрий. — Вы мне не верите, но это действительно так.
— И все же взгляни, как бы там ни было, — сказал Ракоци с долей строгости в голосе.
Юрий пожал плечами и с напускным безразличием взял в руки бумагу.
«Задержите сего вероломного челядинца и бросьте в узилище», — было по-польски начертано там.
С громким криком Юрий отпрянул назад, лист, выскользнув из его рук, упал на пол. Юноша быстро перекрестился и вдруг поймал на себе изучающий взгляд.
— Ох! — вырвалось у него. — Чтоб вас тут всех заломали медведи!
— Вот уж этого нам не надо бы, — пробормотал Ракоци на обиходной латыни и по блеску в глазах перепутанного привратника определил, что тот понял его. — Итак, читать ты умеешь. И даже знаешь латынь.
— Господь вас накажет, — заявил Юрий хрипло.
— А Скуратов накажет тебя. Юрий Петрович, подумай, останешься ли ты жив после сей процедуры?
— Вы дьявол, — сказал мрачно Юрий.
— Ох, нет, — возразил Ракоци, усмехаясь. — Инородец, изгнанник, алхимик — да, но не дьявол. — Он задумчиво оглядел юношу и удрученно вздохнул. — Значит, заключить со мной сделку ты все же не пожелал и, следовательно, оставаться тут дольше не можешь. Но твоим хозяевам это вряд ли понравится, ведь ты нужен им лишь как шпион, а вовсе не как докучливый приживальщик. — Он склонил голову набок. — В лучшем случае они просто прогонят тебя, что будет в худшем — не знаю.
В глазах Юрия снова мелькнул страх.
— Я хочу быть при вас, — сказал он угрюмо. — Я буду исполнять все, что вы скажете. Честно, ревностно и без обмана.
— Я так не думаю, — мягко ответил Ракоци и, подтянув к себе другой лист, принялся покрывать его мелким убористым почерком. — Ты ведь понимаешь латынь? Ну так ознакомься и с этим. — Он услужливо сдвинул в сторону локоть, выставляя написанное на обозрение.
— Я… — У Юрия хватило здравомыслия отрицательно мотнуть головой.
— Хорошо, — похвалил Ракоци, продолжая писать. — Ты начинаешь мне нравиться. Это рекомендация. В польскую миссию. Думаю, тебя там возьмут. Любому посольству нужны грамотеи. Да и Нагие будут довольны: ты сможешь рассказывать им о поляках, не подвергаясь опасности себя запятнать. А под моей крышей одним шпионом будет меньше. — Он нахмурился, бегло оглядывая письмо, потом продолжил: — Но к отцу Погнеру не ходи, тот недолюбливает меня и слишком высокомерен. Ступай прямиком к отцу Краббе. — Его рука потянулась к металлической баночке, которую Роджер уже держал над свечой. Как только капля разогретого сургуча шлепнулась на бумагу, в нее тут же вдавилась рубиновая печатка. — Готово, — сказал Ракоци, протягивая молодому человеку письмо, но тот спрятал за спину руки.
— Вы хотите меня обмануть! — вскричал он в отчаянии. — Я вам не верю.
Ракоци протянул письмо Роджеру.
— Проследи, чтобы отец Краббе прочел его до того, как он будет говорить с этим малым. А потом для верности потолкуй с ним с глазу на глаз. Чтобы всем и все было ясно.
— Вы хотите меня погубить, — сказал потерянно Юрий. — Но я не шпион. Я верой и правдой служил вам. Я…
— Расскажи это Нагим, — посоветовал Ракоци, теряя терпение. — А я, если надо, добавлю что- нибудь от себя.
Юрий злорадно расхохотался.
— Добавите? Да кто вам поверит? Вам, инородцу, которому Шуйские навязали супругу с изъяном? Никто не захочет даже выслушать вас. Не сомневайтесь, все как один отвернутся.
Ракоци не шевельнулся, но в лице его что-то переменилось, и Юрия вдруг пронзил дикий страх. Он замер, как зверь, почуявший приближение следопыта.
— Не изволишь ли ты повторить сказанное? — прозвучал тихий голос.
Юрий поежился, браня себя за несдержанность, и промямлил:
— Что тут повторять? Я ведь ничего не сказал. Просто, ну… по Москве ходят слухи…
— Если, — перебил его Ракоци, с великим тщанием выговаривая каждое слово, — если ты позволишь себе еще хотя бы раз сболтнуть что-нибудь порочащее мою жену, то берегись: тебе придется ответить за это.
— Но все знают эту историю, — возразил в смятении Юрий. — Отца жены вашей убили монголы, когда он попытался ее защитить. Они убили и няньку, а все слуги сбежали — в доме, кроме нее и захватчиков, уже не осталось никого. Нрав монголов известен, и… и… — Он запнулся, лихорадочно размышляя, чем подкрепить свои доводы. — И теперь она много молится и помогает убогим, чтобы…
— Чтобы, — с нажимом произнес Ракоци, — почтить память отца.
— О да. Почтить память, — хохотнул Юрий, мысли которого уже путались. Ужас расстраивал их и толкал его к безрассудству. — Так бы хотелось Шуйским и Кошкиным, именно так они и говорят. А на деле… — Он вдруг осознал, как далеко зашла его дерзость, и огорошенно смолк.
Молчание длилось, казалось, вечность. Наконец Ракоци поднял глаза.
— Лучше тебе уйти. И как можно скорее.
Роджер вышел вперед, заслонив собой юношу, нервно теребившего ворот косоворотки.
