— Неужели?
Ранегунде хотелось, чтобы вопрос прозвучал язвительно-жестко, но севший голос ее был скорее растерянно-изумленным, и она мысленно выбранила себя.
— Я вовсе не томлюсь ожиданием, когда меня выкупят, Ранегунда. — Он наклонился к столу, сверля ее пристальным взглядом. — Я хочу лишь одного: быть там, где вы.
— Потому что вы опрометчиво связали себя данной мне клятвой? — с фальшивой язвительностью спросила она.
— Нет. — Он наклонился ниже. — Между нами есть связь. Более неразрывная, чем словесные узы. Ее уничтожит лишь смерть.
Ранегунда в отчаянии затрясла головой.
— Вы пытаетесь сбить меня с толку. Но я не дам себя провести. И приму вашу помощь. Но не потому, что вам верю, или… из-за влечения к вам. Я просто нуждаюсь в поддержке. А вы предлагаете мне услуги, надеясь, что я спрошу за вас меньший выкуп. Вот что происходит на деле, и не смейте мне возражать. Ни один мужчина не засидится в плену по собственному желанию.
Он потянулся к ней и провел пальцем по линии ее подбородка. Потом сказал — чуть иронично, но с нотками подлинной нежности:
— В таком случае я, возможно, вовсе и не в плену.
Письмо торгового посредника Бентуэта (франконский Квентович) к Ротигеру в Рим. Доставлено в Оксер с купеческим караваном, потом передано группе монахов, направляющихся в Фараксинетум, затем попало на борт уходящего в Остию корабля. Получено адресатом 6 апреля 938 года.
«Поверенному его превосходительства графа Сент-Германа мои приветствия 9 февраля 938 года Господня.
Считаю своим печальным долгом сообщить, что о судьбе как „Золотого ока“, так и „Солнца полуночи“ никаких сведений нет. Я разговаривал с тремя капитанами, чьи корабли пробились к нам через серию зимних штормов, но их рассказы практически ничего мне не дали.
Известно, что этой зимой уже затонуло около десятка судов, но ничего не слышно о кораблекрушениях близ Хедаби. Магистрат Шлезвига рассылает запросы по всему побережью, однако ни один поступивший в его канцелярию отклик не проливает хотя бы милую толику света на то, куда подевались интересующие нас корабли, равно как их экипажи и ваш хозяин.
Разумеется, я продолжу переговоры с капитанами прибывающих к нам судов, особенно тех, что ходили в далекие рейсы. Можете не сомневаться, любое известие, могущее вселить в нас надежду напасть на след графа, будет незамедлительно переправлено в Остию.
Пребывая в несомненной уверенности, что Христос Непорочный, отвечая на наши молитвы, не оставит его превосходительство своими милостями, предлагаю по-прежнему уповать на то же и вам.
ГЛАВА 7
Теплый весенний дождь превратил остатки снега в грязную слякоть. Наново вспаханные поля развернули свои голые гряды перед работницами, вышедшими на сев. Возле леса плотники и селяне продолжили возведение частокола и рыли ямы для очередного десятка столбов.
Звук деревянного рога возвестил о прибытии гостя — первого после минувшей зимы.
Ранегунда, стоявшая на коленях в часовне, вздрогнула.
— Что происходит?
— Что бы там ни происходило, — строго сказал брат Эрхбог, — ему нет места в наших молитвах. — Он еще полностью не оправился от прошлого приступа лихорадки, а болезненный блеск его глаз уже предвещал новое обострение недуга.
— В таком случае мне лучше прерваться, — произнесла Ранегунда, втайне радуясь поводу покинуть сырое и мрачное помещение. Накидывая на ходу плащ, она захромала к плацу.
— Два всадника! — крикнул Аделяр со стены. — На сытых конях.
— Открывайте ворота! — прокричала в ответ Ранегунда.
Ее повеление прошло по цепочке охранников, и привратные рабы кинулись отодвигать тяжелый засов, сопя и оглядываясь на приближающуюся герефу.
— Это маргерефа? — спросила она дежурного воина, с натугой толкавшего массивную створку.
— Думаю, нет, — сипло дыша, откликнулся тот. — Маргерефу сопровождала бы свита.
— Пожалуй, — кивнула Ранегунда, но с беспокойством подумала «А вдруг это неофициальный визит?»
— Эй, в крепости! — прокричал первый всадник. — Беренгар, сын Пранца Балдуина, хочет войти.
— Ворота открыты, — ответила Ранегунда, выступая вперед и высоко вздергивая свои юбки. — Я, здешняя герефа, приветствую вас.
Конники въехали в крепость.
— И я вас приветствую, — объявил Беренгар, соскакивая с седла и бросая поводья рабу. На нем был плащ из плотной шерсти с отделанным вышивкой капюшоном, из-под которого выбивались пряди длинных каштановых волос. — Не откажитесь принять от меня десять золотых монет и мешок зерна для посева. — Гость отстегнул от седла большую суму и, опустив ее наземь, полез в поясной кошелек. — Я к вам по меньшей мере на месяц и хочу таким образом оплатить свое содержание.
— На месяц? — повторила Ранегунда, и глаза ее сузились. — Что привело вас сюда?
Беренгар замахал руками.
— Сущий вздор, пустяки. Я давно интересуюсь нашими отдаленными укреплениями, а тут появилась возможность взглянуть на все самому. Воспользовавшись как предлогом старинным знакомством.
У Ранегунды похолодела спина.
— Старинным знакомством, вы говорите? И с кем же из наших мужчин?
— Ох, это не мужчина, — Беренгар обольстительно заулыбался. — Я приятельствую с Пентакостой, супругой вашего брата. И, признаться, довольно давно.
Прежде чем Ранегунда обрела дар речи, сердце ее успело стукнуть с дюжину раз. Стоило бы одернуть нахала. Ведь он, безусловно, должен и сам понимать, что, пусть даже давнему, знакомцу невестки неприлично являться сюда без приглашения Гизельберта, однако… ему это словно бы нипочем. И потом, разве можно одергивать отпрыска столь могущественного владыки? Она склонила голову набок.
— Боюсь, наше гостеприимство покажется вам убогим в сравнении с роскошью, к какой вы привыкли. Мы тут живем очень просто, без развлечений, разве что изредка охотимся на оленей, но и то из нужды. День-другой — и вас одолеет тоска.
— У меня есть лекарство, — возразил Беренгар, указывая на своего слугу, который тоже успел спешиться и с кислым лицом занимался разгрузкой различных дорожных укладок. — Я прихватил с собой цитру. Быть может, вам и еще кому-то мои музыкальные упражнения покажутся недурными.
Он вновь улыбнулся, излучая такое добросердечие, что Ранегунда не нашла в себе сил ему отказать.
— Я должна буду сообщить о вашем приезде своему брату, а свижусь я с ним, наверное, дня через три.
Это был лучший ответ из возможных, по крайней мере ей так казалось.
— Превосходно. Превосходно. — Сын Балдуина оглядел внутренний двор. — Где вы намереваетесь поселить нас?
Ей хотелось ответить: «В деревне», — однако подобный прием выходил за рамки как вассального
