— Слушаю!
— Срочно троих бойцов на улицу, там Кочур с раненым Пермяковым.
И пока Сивуч сбегал вниз по лестнице, громыхая толстой подошвой ботинок по бетонным ступенькам, подмога уже спешила к Кочуру. Когда же он выскочил из подъезда, двое бойцов уже несли бесчувственное тело Пермякова, а третий прикрывал их отход, пятясь назад и держа под прицелом натянутого лука всю невообразимо длинную улицу. Пустые черные провалы окон мертвым равнодушным взглядом смотрели на них. Но за каждым из них чувствовалась угроза. Или это только казалось?
— Вот…
Тело Пермякова лежало у входа в дом. Он был давно и безнадежно мертв. Это было видно и по синюшному цвету кожи, и по застекленевшему правому глазу, которым покойный уставился в небо. Левый же его глаз отсутствовал вовсе. Вместо него была черная яма запекшейся крови, из которой торчала деревянная щепка. Что-то в виде маленькой стрелы, выпущенной из игрушечного лука. Кожа вокруг глазного провала съежилась и торчала лохмотьями, обнажая кость. Словно не стрелой в глаз попали, а сунули в лицо горящую головешку и держали так, пока лицо не поджарилось. Андрей облизнул пересохшие губы и поднял взгляд на стоящего перед ним Кочура. Грязный, пыльный боец, перепачканный в крови и припорошенный песком, походил сейчас больше на каменную скульптуру украшавшую фасад старого здания, чем на живого человека.
— Докладывай.
— …прошли мы за ним далеко. километров пять, десять. может больше. Пару раз теряли из виду… потом жуки эти…сороконожки огромные попадались, — сбивчиво начал рассказывать Кочур поминутно оглядываясь, словно боясь нападения сзади. Пока кто-то из бойцов не подал ему открытую фляжку и тот жадно захлебываясь припал к ней и осушил до дна. Капли воды стекали по подбородку и падали ему на грудь, впитываясь в грязно-зеленый материал куртки.
— Дальше, — зло обронил Андрей, он уже чувствовал, что ничего интересного и важного не услышит. 'Не нашли они их лагерь. Не нашли', - подумал Сивуч. И мысль эта прозвучала внутренним приговором.
— На стенах домов кресты углем ставили, чтобы путь отметить, — виновато продолжил Кочур.
Потому как из подъезда выскочила с перекошенным лицом Маша Пермякова. Часовые задержали ее, но она вырвалась и упала на грудь мужа, поливая её слезами.
— Убили! Убили!
Крики перешли в рыдание и невнятные бормотания. Сивуч с каменным лицом смотрел на Кочура.
— Дальше! Что было дальше?!
— тут это за угол завернул в очередной раз…. Сашка выглянул посмотреть за ним. И упал. Кричал сильно, по земле кататься начал, а потом затих….Я не понял сначала, а потом когда хотел стрелу вытащить. Она вот…
Кочур протянул вперед раскрытую ладонь, показывая. На большом и указательном пальце кожи с внутренней стороны не было. Было подсохшее кровяной коркой мясо. Корка лопалась и сочилась сукровица.
— Яд какой-то…, - пронеслось за спиной Сивуча. Андрей запоздало обнаружил, что почти все подразделение выбралось из подвала и наблюдало за происходящим…Это и к лучшему, подумал он, другим будет наука…
— Дальше.
— А что дальше? Взвалил я Сашку на плечо и назад…., - Кочур стащил с головы кепку и нервно теребил ее в руках.
— А теперь скажи мне боец, — Сивуч почувствовал, как вместе с решением, холод поднимается снизу живота и холодит грудь. — Какой был приказ?
— Проследить за гонцом и найти их лагерь.
— Громче! Скажи это громче, чтобы все слышали!
— Проследить за гонцом и найти лагерь!
— А теперь объясни мне, почему ты не выполнил приказ? А? Ты же знаешь, что означает не выполнить приказ?
— Но ведь Сашку…?..и я подумал…
— Я еще понимаю, если бы Пермяков был ранен, — перебил его Сивуч, — и ты нес его чтобы спасти. Но Пермяков был убит. Так какого черта ты не выполнил приказ?
Андрей знал, что больше чем невыполнение приказа Кочур боялся вернуться в расположение части без Пермякова, боялся посмотреть в глаза Маше Пермяковой, боялся и за свою жизнь в этом проклятом городе, как боялись все…Только Кочур, оставшийся один в чуждом и страшном городе, где смерть притаилась и ждет за каждым углом буквально, без всякого преувеличения, струсил окончательно и сбежал, прикрываясь от страшного города телом убитого товарища, используя его как предлог, чтобы вернуться. Сивуч знал это наверняка, знал это точно. Поскольку такой же страх и ненависть жила в его душе. Он злился и ненавидел себя за это, так же люто как ненавидел сейчас Кочура, виновато стоящего перед ним. Поэтому нащупав пальцами застежку на кобуре, болтающуюся на заднице, сказал:
— Нарушивший приказ рядовой Кочур приговаривается к смерти!
Рядовой Андрей Кочур вздрогнул, но не поднял глаза. Не поднял их и тогда, когда ему в грудь уставилось дуло пистолета. И лишь когда прогремел выстрел, он виновато и прощально глянул на Машу Пермякову и упал.
После выстрела в оглушительной тишине. Слегка оглохший Сивуч, повернулся к своим.
— А вы, какого черта бросили копать? Почему все здесь? Кто разрешал?
Заслоняя тело упавшего Кочура, вперед шагнул сержант Курбан.
— Вот что, Андрей…Ты, конечно, можешь меня убить, но копать мы не будем. Мы уходим в лес. Женщины уже собираются.
— И кто это решил? — полюбопытствовал Сивуч, чувствуя как злоба внутри него уходит, уступая место отчаянию.
— Мы так решили. Надо уходить, пока все здесь не передохли…
— Правильно!
— Нечего тут делать!
— Собираемся хлопцы!
— Давай домой!
— Пошевеливайтесь! Давайте быстрее! До темна надо будет в лесу обосноваться! — скомандовал Курбан куда-то в глубь подвала, повернувшись к Сивучу спиной. Словно не существовало полковника вовсе.
— Да как ты смеешь?! — заорал Андрей, — Мы не выполнили приказ! Мы пришли сюда бороться с нечистью!
— А сам ты кто? — обернулся Курбан, — А то ты не знаешь, что половина наших жен из них…а дети? Ты же видишь мутантов? Знаешь о чем я? Только не хочешь посмотреть правде в глаза? Главное не в том, что человек может быть животным. Главное, что при такой возможности он все же остается — человеком….
Сивуч не понял как так получилось, но пистолет вдруг дернулся в его руке. На груди Курбана расцвело красное пятно. Курбан с удивлением и грустью смотрел прямо в глаза Андрею и падал. и падал. Медленно оседал назад. Его кто-то подхватил сзади. И тут в глазах Сивуча потемнело. Последнее что он услышал прежде чем окончательно погрузится во тьму, был душераздирающий человеческий вопль. И он удивился, 'Надо же…как может кричать человек, хотя так кричать не может'.
***
Береза под жарким солнцем трещала в костре, и вспыхивала яркими искрами, словно пороха кто подсыпал. Березку было жалко, но кроме как на ней — жарить кабана было не на чем. Прожарить конечно всю тушу не удастся, но хоть не пропадет мясо на жаре. По крайней мере не сразу пропадет…
— Н-да, — сказал полковник, утирая рукавом жирный рот. Порядочный кусок подгоревшего мяса он только что стрескал — сослужила нам березка службу. Одно непонятно, как она сразу в двух местах расти могла. И тут, и там…
