Первое, с чем я столкнулась, вернувшись в комнату, были широко распахнутые глаза Ясны.
– Он шевелится! – прошептала она, указывая рукой на Философский Камень.
Действительно, он как-то странно менял свои очертания, пока не превратился снова в камень и философски затих.
– Ладно… С этим мы разберемся потом, – решила я и подозвала к себе Ясну.
Та слезла с комода и, оглядываясь на Философский Камень, осторожно подошла ко мне.
– Послушай, малышка, как тебе этот молодой юноша?
– Ничего. Он симпатичен.
– Да? Интересно, я как-то упустила это из виду. Но… впрочем, хлюпики не в моем вкусе. Я спрашиваю, не как он вообще, а как он, точнее, как мы будем зарабатывать себе на жизнь.
– Не знаю, – ответила Ясна, все еще настороженно поглядывая на сокровище, оставленное Натиром. – Я ведь только ученица.
– Вот и учись. Цель: женить этого юношу. Так?
– Так.
– Теперь необходимо подобрать средства, и дело в шляпе.
– В шляпе? А почему не в штанах или в ботинках?
– Не придирайся к словам. Так выражаются, когда дело… Не сбивай с мысли.
– Хорошо, не буду.
– Итак, что мы можем предложить клиенту? Во-первых: мы можем напоить его настойкой из трех трав – бузины, борзаны и борщаны. Он станет могучим и непобедимым.
– Вот и давай.
– Но после этого наутро вся сила пройдет, и что увидит принцесса? Хлюпика с дрожащими от волнения руками.
– Жаль Амурлию.
– Жаль. Поэтому есть второй вариант: отказаться от сделки, тем более что…
– Йо! Он опять шевелится!
– Вот именно, тем более что он опять шевелится. М-да, задача сложна. Ясна, знаешь, что делает волшебница, когда в жизни возникает сложная ситуация?
– Колдует? Прибегает к черной магии?
– Нет, моя девочка. Запомни: когда волшебница не знает, что делать – она ничего не делает. Запомнила?
– Да.
– Вот и прекрасно. А теперь спать. Час уже поздний. Спокойной ночи, малышка.
Мы разошлись по своим комнатам. За стенкой у Ясны еще долго слышались обрывки заклинаний, и дом изредка содрогался от очередного неудачного эксперимента юной ведьмы. Что поделать – ребенок осваивает магию, и, как всякий ребенок, он сначала разберет вещь в пух и прах, а уж потом поймет, из чего она устроена. Как бы в пух и прах она не разобрала всю Вселенную со своими чертовскими магическими способностями.
Я расстелила кровать, точнее, вспушила весеннее облако – люблю спать на облаках, это моя слабость. Тут главное не держать открытой форточку, а то облако может улетучиться. И утром, перед вставанием, не забыть проверить, на какой высоте находишься – облако любит за ночь воспарять к потолку или блуждать из одного угла комнаты в другой.
Легла я и неожиданно для себя задумалась. Вот она, любовь, – ни стыда, ни покоя. Мается сейчас бедный Натир, переживает, всячески мечтает о своей возлюбленной, а сам весь такой маленький, смышленый, трогательный, не понимает, что принцесса не будет с ним жить. Она привыкла к постели на шелковых простынях и семи перинах и чтоб ни единой горошины! А по утрам непременно кофе в постель и печенье «на тарелочке с голубой каемочкой», как любил выражаться один мой знакомый маг и волшебник. А ты, мой рыжий, честный, влюбленный, что ты можешь предложить ей, кроме своего благородства? Ведь ты такая тонкая, замечтательная личность! Ты, который так трепетно относишься к своим чувствам, мысленно пылинки с нее сдуваешь, а она, дура, ничего не ценит, ни твоих порывов юношеских, ни твоей голубоглазой любви! Подумаешь, ну не вышел ты ростом, как эти рыцари-кретины. Тоже мне рыцари, руку даме толком поцеловать не умеют – целуют наши беленькие ладошки, как лоб покойника! А веснушки… ох, эти веснушки – маленькие солнышки на щеках, так бы и смотрела на вас и радовалась бы. С ними улыбка всегда такая нежная, милая. В конце концов, недаром сказано: «Большие мужчины созданы для работы, а маленькие для любви». Эх, и зачем тебе эта бестолковая принцесса, и имя у нее какое-то странное – Амурлия. Тоже мне, Амурло – вот она кто! Все лицо еще в прыщах, подросток несчастный. Ну и что, что у нее лифчик на два разгрома больше? Тоже мне – секс-пломба! Разве она оценит, разве она поймет, разве она… Эх, нежный мой, ласковый мой… Мой? МОЙ? Господи, я, кажется, договорилась! Я, кажется, влюбилась! Как пятнадцатилетняя дурочка, втрескалась в этого… милого Натира… Натирчика… Что же делать? Ведь он любит Амурлию, а я люблю Натира. И Я ДОЛЖНА ЕГО ЖЕНИТЬ НА ЭТОЙ ДУРЕ!!! КАКОЙ УЖАС!!!
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Трудно не капнуть тушью, когда переписываешь роман или сборник стихов.
К обеду пошел дождь. Мы с Ясной после утренних тренировочных полетов на метлах собрались в гостиной, чтобы обсудить наши дальнейшие планы.
Ситуация сложилась крайне парадоксальная. С одной стороны, мне нельзя терять репутацию профессиональной волшебницы, а с другой стороны, я не хочу, чтобы Натирчик женился на этой дуре Амурлии. Тут еще под боком Ясна! Не объяснишь же ей, что, будучи уже два раза замужем, я умудрилась всего за одну ночь влюбиться. Как растолковать маленькой девочке «высшую математику»?! Придется как- то выкручиваться.
– Послушай меня, Ясна.
– Да, я вся превратилась в слуховое окошко.
– Иногда в жизни каждой ведьмы наступают критические моменты, когда ей приходится выбирать – выполнить заказ клиента или нет.
– А при чем тут мы?
– При том, что мы не в состоянии выполнить заказ нашего вчерашнего гостя.
Ясна как-то странно на меня посмотрела, прищурила левый глаз и тихо произнесла:
– Ты знаешь, Йо, я, кажется, тебя понимаю…
– Понимаешь?
– Да. Мне тоже понравился Натир.
– Понравился?!
– Да.
– Но при чем тут Натирчик?
– Натирчик?
– Я сказала НАТИРЧИК?!
– Да, ты сказала именно это.
– Странно.
– Действительно странно.
– Что «действительно странно»?
– Странно, что ты это скрываешь от меня.
– Я ничего не скрываю.
– А чего же ты тогда всю ночь вздыхала?
– Я? Я занималась специальными дыхательными упражнениями.
– И поэтому утром проспала завтрак, вышла нерасчесанной и рассеянной?
– Когда это я была рассеянной?!
– Как когда? А кто, по-твоему, утром вместо своих любимых духов «Ведьма в цвету» надушился лосьоном «От ворот поворот налево»? Кто, по-твоему, вместо метлы оседлал сегодня половник, когда летал после тренировок на базар? И, в конце концов, кто перед нашим разговором полчаса сидел и вздыхал на Философский Камень, отчего он то и дело менял свою форму?
