Тесс же, напротив, успокоиться не мог, все прокручивал в памяти сказанное Грином с момента собственного пробуждения, припоминал записи, обсуждение, собственные вопросы и полученные ответы…
Становилось не по себе.
То ли оттого, что рядом-вместе сложились предупредительно-покладистые речи полковника Морана и рассказочно-требовательные вопросы-ответы Грина, создавая жутковатое впечатление, то ли от ганновых новостей с Мабри, то ли… Да, тревожнее всего становилось по мере того, как укладывалось в сознании заявление Грина о том, что планета живая. Вспомнилось вдруг давнее заявление Грина, что не все в мире происходит по человеческому желанию, и рассказ Старра о неработающем Маяке, и по контрасту — тепло Леса и радость от ощущения тысяч живых существ, его составляющих… Отдельных, простых… Сопоставимо-понятных.
Серазан попытался представить к этому еще нечто глобальное и тоже живое, и не смог. Повернулся в очередной раз с бока на спину под одеялом, подумал, потом высунул нос из-под приподнятого края и спросил:
— Грин, вы еще не спите?
— Нет, — мурлыкнул Грин и высунул голову из-под крыла, — почти что совсем не сплю. А что случилось?
— У меня остались некоторые вопросы, — обрадовал его Тесс, подворачивая край одеяла над головой шапочкой. — И к ним еще добавляются новые. Я правильно понял из ваших слов, что Отец-Дракон и живая планета — одно и то же?
— В вашем справочнике было написано, что бывают разные планеты, и даже газовые, — раздумчиво отозвался Грин, — я все думал, как вы узнали, что там внутри? Потом прочитал про волновые исследования, что-то понял. Но я думал, что вам разрешили так… ну, понимаете, Дракон — это наша земля. Он наш отец, такой, большой, если так можно сказать… Это ощущается так сразу, что и не скажешь. Конечно, он является в разных обликах, то есть вот тот, с которым я разговаривал, скорее всего, Дракон горного хребта Акта, но он плоть от плоти Отца, и он же и есть тот Дракон. Они слиты вместе, понимаете? И мы тоже едины, потому что родились и вскормлены им… Голос Рона окреп, потеплел. Ему было явно уютно рядом с Тессом. — Я, когда читал про звезды и про другие миры, подумал, как хорошо тут, как будто в родительском доме, где все родное. Вот этот дом и есть Отец-Дракон.
— Тут действительно хорошо, — задумчиво ответил Тесс. — На Мабри я только однажды был в похожем месте. Там есть санаторий — нечто вроде больницы, но не для совсем больных, а уже для отдыха выздоравливающим — на лесном побережье, туда непросто попасть, но мне позволили… Здесь немного темнее, намного суровее по зиме, но так же спокойно и… радостно даже, и в лесу куда больше птиц и зверей.
Мабриец помолчал.
— Их-то ощущать легко. А дракона — как? Или, если он одновременно и части, и целое, его человеку не постичь вообще? Или только пришлому это недоступно? В этом… есть разница, откуда человек родом?
— Когда я не знал, что делать с этими людьми на базе, я лег у костра, и мне показалось, что это морда Дракона. Он когда говорит, просто ощущаешь, что ты — это он. Он мысли как-то переливает, — честно признался Грин и вдруг встрепенулся:
— Мастер, а Вы все-таки поймали птицу? Получилось?
Тесс вздрогнул.
— И как это ощущается? Когда переливает? — нервно спросил и пояснил тут же. — Не поймал, подключился… С драконом так же?
— Как будто ты — это не ты, а кто-то с тонкой шкурой и огненный внутри, — вспоминал Грин. — Огня так много, что остудить его можно только выплеснув наружу часть. Шкура так вообще ценная, и на ее украшение потрачено много времени. Вокруг много таких же как ты, кто-то спит, кто-то не родился даже, и тепло все время с одного бока, а с другого очень холодно, поэтому равномерно то одним боком к теплу, то другим. Люди не отдельными личностями, а такими пластами, и животные тоже, как светящиеся пласты, и все это воспринимается очень привычно, и все сначала быстро так менялось, а потом успокоилось немного. И если начинать вчувствоваться в отдельные зоны, то слышно прямо, что там происходит. Долго так невозможно, я только несколько секунд, наверное, смог. А потом стал разговаривать. А потом увидел картинку: очень красивая долина, и проход к ней, и просто понял, что тем, кто с базы придет — им надо туда, там как раз для них все будет.
Сфинкс вздохнул и немного поворочался:
— Вы уже заснули?
Тесс моргнул в темноте.
— Нет… Заснешь тут! То, что вы описываете, звучит очень понятно… Из вас выйдет неплохой переводчик. Но меня беспокоит это 'все будет' — а как же условия, ограничения, правила? Без них это окажется, мягко говоря, опасно.
— В том-то и дело, — Грин несмело, потом, не встретив возражения, более решительно придвинулся к человеку и накрыл его крылом, — я понял так, что Отец-Дракон не в первый раз принимает людей. Он вообще не принимает людей, как людей, понимаете? Они так перемешаны с другими расами, лесами, зверями. Такие же мелкие, живые, меняющие пространство вокруг себя. Я думаю, что надо будет гостям прожить несколько лет там, где он просит, а мне — посмотреть еще раз историю старых людей, потому что их города и та база, которую я видел, очень похожи.
— Просмотрите, и обязательно расскажите мне все, что знаете или собираетесь выяснить, — тихо, но горячо согласился Тесс, подаваясь и сам под крыло. — И все, что предполагаете или думаете о том, что можно или нельзя будет делать приехавшим, говорите сразу, до последней мелочи. Это надо будет записать и в договоре, и просто, в виде законов — чем строже, тем лучше, потому что без строго оговоренных правил в таком мире, как этот, можно очень легко опьянеть. Слишком много здесь такого, что людям с Мабри покажется невиданной роскошью, и слишком много свободы… Вы называете старыми людьми тех, кто пришел сюда первыми, несколько веков назад, верно?
— Я расскажу, — заверил Грин, одновременно обнадеженный и взбудораженный интересом учителя, — я расскажу! Правда, у меня не получится это так красиво, как в книгах записано, но в каждой библиотеке, и в Шельте наверняка, а уж на Салковских заводах, где мы с Блейки были — точно есть подробная история, как там жили люди, и откуда они пришли. Это первое правило: каждое большое поселение имеет дом с книгами, библиотеку. Кстати, на Лесной такая тоже есть. И все события года, которые выбирают старейшины, записывают в книгу. Если кто-то из стариков пишет что-то интересное, тоже попадает туда. Ну, в каждом городе свои особенности, на Лесной много про деревья, про то, как дома ставить, как венцы складывать, а в Двуречье, говорят, много про то, как стекло дуть и какими цветами окрашивать…
Тут разогнавшийся сфинкс наконец-то вспомнил исходный вопрос:
— Да, говорят, что первыми на земле появились старые люди. Они все были очень умные, знали больше ремесел, чем теперешние, но потом что-то случилось, и они стали уходить. Собирались семьями и исчезали. Бросали города, заводы. А потом среди людей появились маги. Я мало читал про это, но несколько сотен лет назад была война между людьми, магами и нелюдью, которая называлась Война
