– Да, конечно, но для полноты счастья нужны деньги. В первую очередь для мобилизации. Молодые русские откликнутся на призыв, если платить им исправно. Полновесным рублем. Я введу в Мурманском крае северный рубль. Потом мы его распространим и на другие районы.
– У вас имеется золотой запас?
– У меня есть надежные союзники.
– Ответ резонный. Но почему-то до северного рубля не додумался народный социалист господин Чайковский, глава временного правительства Северной области.
– Он на вас не мог положиться. Он демократ. По рекомендации премьер-министра Керенского его избирало Учредительное собрание северных и северо-западных губерний.
И Миллер перечислил эти губернии, назвал Вятскую, Архангельскую, Вологодскую, Новгородскую. Опираясь на поддержку только этих губерний, он уже мог претендовать на то, чтобы получить мандат на легитимность.
Но оба генерала – и русский и британский – плевали на любую легитимность. Власть военных, тем более, оккупационная, это железная диктатура, а диктатура не признает никакой демократии. Народ голосует, но результаты выборов оглашает тот, кто возглавляет власть. Так было и так будет до тех пор, пока народ не научится устанавливать свою диктатуру винтовкой.
Эту истину помнили оба генерала. Один изучал историю военного искусства, в частности, историю Парижской Коммуны в королевском колледже, другой – в Императорской академии Генерального штаба.
С тех пор как военные корабли союзников бросили якоря в устье Северной Двины, Временное правительство Чайковского не оказало сопротивления оккупантам, наоборот, встретило его хлебом-солью на серебряном блюде.
И глава Временного правительства произнес зажигательную речь, чего от него не слышали даже при Керенском. Оратор был краток и говорил по существу:
– Россия надеется, что с прибытием наших защитников, – он шляпой показал на корабли союзников, стоявшие на рейде, – истинная демократия проявит себя в полной мере. Может быть…Но и русским старожилам пора уже делать решительные телодвижения. Хотите сохранить народную демократию – не жалейте патронов.
Митинг был организован союзом предпринимателей. Предприниматели в костюмах и фраках выстроились, как выстраивались в старые добрые времена, когда северный город посещал высокий правительственный чиновник. Рядовые обыватели, особенно рабочие порта и промышленных предприятий сюда не были допущены. Здесь преобладали служащие губернских учреждений, а так же местная интеллигенция, принаряженная и торжественная.
Всю эту пеструю публику заморскими кораблями не удивишь, здесь торговали уже до Петра Великого. Но корабли с орудиями на борту предназначены не для торговли, просто так в иностранный порт не заходят.
Одетым и сытым жителям главного города Севера не терпелось узнать, как долго в России продержатся Советы и скоро ли рубли можно будет обменивать на доллары и фунты.
От имени военного командования союзников выступил с речью генерал Пул. Его речь была путаной и несвязной, но ход генеральской мысли улавливался легко.
– Гражданская власть, – кивок в сторону премьера Чайковского, – это не власть. Русские, которые в цилиндрах, много говорят, но мало делают. Потому у вас нет порядка, да и не будет, если не перестанете уговаривать своих туземцев.
В одном был прав глава Временного правительства: великие союзные державы пришли на Русский Север защищать западные ценности, которых у русских никогда не было, да, пожалуй, никогда и не будет.
Шокированная публика была в оцепенении. Такой наглости и цинизма здесь никто не ожидал. Местная газета «Возрождение», комментируя речь генерала Пула, выразила возмущение поступком главного военного союзника, который «проявил пренебрежение к русской гражданской власти, чтобы подорвать ее престиж».
Господину Чайковскому генерал Пул объявил:
– Со своими обязанностями вы не справляетесь. Поэтому военным губернатором Архангельска я назначаю французского офицера. В Индо-Китае он отлично руководил провинцией. Среди туземцев не было даже ропота, прилежно выполняли его любое распоряжение.
Первое, что сделал французский офицер в Архангельске, приостановил деятельность комитета, учрежденного Временным правительством для расследования дел политических заключенных, попавших в руки большевиков.
– Вы понимаете, генерал, что творите не думая? – с обидой в голосе воскликнул глава Временного правительства. – Вы нам оказываете медвежью услугу.
– Мы большевиков расстреливаем, – самодовольно ответил командующий экспедиционным корпусом.
Премьеру Чайковскому уже доложили, что в поселке Кемь французы расстреляли членов исполкома, не пожелавших размещать оккупантов в домах без согласия хозяев.
В самом Архангельске, игнорируя местную власть «народного социалиста» Чайковского, принялись устанавливать колониальные порядки. Генерал Пул начал с того, что реквизировал для себя и своего персонала, как в мемуарах напишет об этом английский консул Дуглас Янг, самый большой и красивый частный дом, принадлежавший владельцу лесопильного завода. Даже большевики не изгоняли владельцев из частных домов, разрешили им занимать часть строения. Жена хозяина этого дома, прекрасно владевшая английским языком, с презрением бросила в глаза генералу:
– Вы хуже большевиков.
На удивление, генерал не возмутился, не наказал смелую женщину за дерзость, ответил в рамках британского этикета:
– Да, мы хуже большевиков, но в России наведем порядок, какой нам нравится. А вы, я слышу по акценту, американка. С янки мы не ссоримся. Занимайте свою часть дома, как занимали при большевиках.
Хозяйке дома повезло: британец Пул мечтал в России обогатиться, в Англии приобрести лесопильный завод, а проживать в Северных Соединенных Штатах. Так практиковали многие генералы Великобритании, ставшие со временем миллионерами.
Подобным образом захватывали недвижимость офицеры и генералы других союзных армий. Они реквизировали здания школ, в больших комнатах, где могли бы разместиться для работы четыре или пять человек, по свидетельству Дугласа Янга, часто можно было видеть стол, за которым сидел один офицер.
Даже земскую больницу, построенную на общественные деньги, генерал Пул приказал очистить от больных. Это здание из красного кирпича как нельзя лучше подходило для солдатской казармы.
14
Члены губернского совета выступили с протестом. По приказу генерала Пула они были арестованы и под усиленным конвоем отведены в монастырь на северную окраину города и заперты в келью, служившую карцером. Случайно избежал ареста один человек – заместитель председателя губернского совета большевик Павлин Виноградов.
Ночью ему удалось вырваться из города и на пристани Черный Яр на буксире «Агата», где вся команда состояла из земляков-питерцев, добраться до Котласа. Здесь уже чувствовалась твердая рука Москвы. В партийном комитете его ознакомили с директивой военного совета Северной завесы.
Директива предписывала в бассейне реки немедленно приступить к формированию Северодвинской военной флотилии. Командующий сухопутными и морскими силами Архангельского гарнизона Александр Самойло на вопрос Павлина Виноградова, кто будет командовать флотилией, ответил:
– Вы, конечно. Морское дело вам хорошо знакомо.
– Но не военно-морское, – по ходу разговора уточнил чудом вырвавшийся из оккупированного города бывший матрос.
– В вашем распоряжении будут, – продолжал командующий, – все корабли речного флота. Их предстоит вооружить артиллерией и пулеметами. Будем обращаться в Петросовет. Команды сформируем на
