И… будут завидовать тем, кто остался на родине, даже под безымянными могильными холмиками…
Батальоны Шестой Красной армии построили свои боевые порядки так, что американцы и англичане продвигались на юг, не видя противника, но, чем дальше на юг, тем чаще натыкались на минные заграждения и лесные завалы.
Чаще возникали перестрелки. Едким пороховым дымом наполнялись урочища. Слышались взрывы гранат и стук пулеметов. Стрельба прекращалась, пулеметы замолкали. Наступала пауза.
Через какое-то время слышался шелест раздвигаемых ветвей. Живые на дорогу выносили мертвых, раненых по возможности осторожно поднимали в кузов грузовой автомашины, усаживали спиной к бортам. Убитых укладывали под ноги раненым. Увозили в ближайший населенный пункт. До темного времени пытались управиться – захватить людей и брошенную технику.
Шумно, как зазывалы в ресторан, наступали американцы. Командиры взводов и рот подбадривали своих солдат.
– Парни! Впереди – Плесецк. Поселок большой. Много молодых женщин. Повеселимся.
Наиболее возбужденные требовали виски, но чаще – русской водки.
Участник этого боя капрал роты «Ай» 339-го пехотного полка Климент Гроббел работал пулеметом. В письме домой, где он часто охотился на живность, капрал сравнивал боевые действия с охотой на кроликов, только в более крупном масштабе. Читая его письма из дремучей северной тайги, где люди, в их понимании, бегают по лесу, беспомощные, словно кролики.
Родители надеялись, что в России сбудется мечта Климента, он вернется с деньгами и весь в орденах. Капрал уже был награжден французским «Военным крестом», о чем сообщил незамедлительно. Дома, в штате Мичиган, прикидывали, сколько же долларов дадут ему за крест? Решили, что бедность ему уже не грозит.
В тот раз наступления не получилось. Интервенты оставили на поле боя богатые трофеи. За подписями Филипповского и Антропова в штаб завесы был отправлен рапорт. В нем указывалось:
«В ходе боя в районе станции Обозерская и населенного пункта Тегра было захвачено пулеметов – 8, винтовок – 254, ящиков с патронами – 30, ящиков с пулеметными лентами – 29, мотоциклов – 6».
К этому времени раненые красноармейцы уже были отправлены на подводах в Плесецк.
– Убитых похороним в Емце, в сквере перед железнодорожным вокзалом, – распорядился Филипповский и приказал передать председателю поселкового совета к утру изготовить двенадцать гробов – по числу павших за идею революции.
– А что делать с пленными? – спрашивали друг друга командиры. Таковых оказалось около пятидесяти. В большинстве это были американцы из экспедиционного корпуса, приплывшие на крейсере «Олимпия». Среди них были и раненые, которым санитары уже оказали первую помощь.
Некоторые матросы – возбужденные боем – предлагали вывести их на болото и там расстрелять.
– Нельзя. Пленных не расстреливают, – предупреждали командиры, чтоб не допустить самосуда.
Было оправдание такой жестокой меры:
– Они же наших братишек на Мудьюге не лобызали.
– Да и то – все равно кормить нечем.
– Сами голодные.
Антропов, человек молодой, но рассудительный, предложил построить пленных в колонну и по железной дороге погнать пешим порядком до Вологды, а там губернское начальство пусть само разбирается, куда их определить, может, они для революции сгодятся?
Ему возражали:
– Сколько же надо конвоиров?
Раздавались и дельные предложения:
– Сначала всех допросить, как они оказались в России – добровольно или по принуждению? Кто добровольно – тех расстреляем.
Некоторых все же допросили. Среди матросов нашлись знатоки английского, ходившие на кораблях под британским флагом. Пленные почти в один голос отвечали, что они бедные, простые фермеры, что их погнали на войну по мобилизации и что к русским товарищам никто из их зла не питал.
– Нам приказывали стрелять – и мы стреляли.
Первые пленные были из штата Иллинойс, о русских слышали, что где-то по ту сторону океана есть такое индейское племя, от американских индейцев оно отличаются разве что цветом кожи. Русских можно брать в плен, даже не снимая с плеча винчестера.
Среди пленных нашлись и те, кто в признаниях не скрывал своих желаний обогатиться, поправить свое материальное положение.
– Дома нам говорили, что в России ждет нас Клондайк. Но здесь убивают. Это плохая война.
Филипповскому доложили, о чем толкуют пленные. Ругнувшись, командир отряда махнул рукой:
– Пусть янки забирают своих раненых и катятся ко всем чертям!
Но, получив свободу, катиться далеко пленные не стали. Вечером они уже были в Обозерской, в своем 339-м пехотном полку. Им выдали оружие взамен брошенному на поле боя, стали готовить к новым сражениям.
Из Архангельска в Обзерскую пришел состав из двух вагонов: один пассажирский зеленого цвета, один – красного цвета, в каких обычно перевозят лошадей. На вагоне стояла цифра «18».
Из пассажирского вагона вышла группа русских офицеров, среди них два полковника и один человек в штатском. Уже через минуту работники станции определили: главный среди них человек в штатском. Ему было лет сорок. Короткая молодежная стрижка, небольшая аккуратная бородка и тонкие длинные усы делали его моложе своих лет. Полковники обращались к нему с подчеркнутой любезностью.
– Евгений Карлович, начальник станции приглашает вас откушать, – сказал один из них, вернувшийся из станционного здания.
– Откушаю после дела. – И тут же спросил: – А почему нет начальника гарнизона? Он – кто?
– Американец, Евгений Карлович.
– Ему не передали, что мы прибудем сегодня к ночи?… А впрочем, без союзников обойдемся. Дело пустяковое – на полчаса. Не будем привлекать внимание. До утра управимся.
Начальник гарнизона, сопровождаемый начальником станции, прибыл вскоре. Коротко представился:
– Подполковник Стюарт, командир 339-го пехотного полка.
– Мы, кажется, с вами уже знакомы, я – генерал-губернатор Северного края.
То, что человек в штатском генерал, не произвело на подполковника никакого впечатления, а то, что он губернатор, говорило о многом. Сам правитель Северного края прибыл на какую-то железнодорожную станцию, видимо, неспроста.
– Мою телеграмму вы получили?
– Еще вчера.
– Место приготовлено?
– Как было приказано.
– Далеко отсюда?
– Рядом. За железнодорожными путями.
– Показывайте. А вы, Семен Михеевич, – генерал-губернатор показал на одного из полковников, – ведите арестантов. Наручники не снимать.
– В клетке имеется одна женщина, – сказал русский полковник. – Она, как и все арестованные, тоже в наручниках. – Как с ней поступить?
– Как с любым преступником. Коварство женщины беспредельно. Офицеру пора это знать.
Над Обозерской все еще господствовала белая ночь. Накрапывал дождь. За железнодорожными путями до самого леса лежали сумерки.
Огни в поселке еще не зажигали, только над перроном горел большой, как на паровозе, керосиновый фонарь.
В отдалении на запасных путях стояли два вагона – зеленый и красный. Туда и направился полковник.
Из вагона долго никто не показывался. Быстро светало. Ветер с Беломорья отгонял иссиня-черную тучу
