этот рост под угрозу.
Именно в свете этой позиции он выступил против авантюр на Дальнем Востоке летом 1903 года. Он считал, что даже отступление перед японским напором выгоднее России, чем риск безумной растраты небогатых ресурсов. Летом 1905 года, после маньчжурских унижений, Витте писал главнокомандующему русскими войсками генералу Куропаткину, что в интересах России не следует пытаться играть лидирующую мировую роль, гораздо целесообразнее отойти на второй ряд мировых держав, организовывая тем временем страну, восстанавливая внутренний мир. «Нам нужно от 20 до 25 лет для решения собственных внутренних дел, сохраняя спокойствие во внешних делах».
Внутри России конкуренция европейского центра и Запада наглядно показывала слабость собственно русской промышленности. Нужны были годы труда, обучения, восприятия опыта, рационального использования природных ресурсов, чтобы поставить Россию в первый ряд гигантов мира. В начале века, накануне крестного пути России, Витте доказывал царю Николаю: «В настоящее время политическая мощь Великих Держав, призванных выполнить исторические задачи, создается не только духовною силой их народов, но их экономической организацией… Россия возможно более других стран нуждается в надлежащем экономическом основании ее национального политического и культурного здания… Наше недостаточное экономическое развитие может вести к политической и культурной отсталости».
Целью министерства финансов было развить русские ресурсы с европейской помощью. По существу, это министерство стало своего рода центром «позднего западничества».
Решая задачу сближения с Европой, Витте стоял перед проблемой финансирования русского индустриального развития. Возможно, если бы отношения России с Британией были лучше, он обратился бы к Сити. Но тяжелое наследие XIX века делало Россию и Британию почти «естественными противниками». Британское правительство и британские промышленники вовсе не желали помогать России в развитии ее поразительного потенциала, строить ее дороги, улучшать инфраструктуру будущего гиганта, который мог, «оборотившись», начать движение на юг, в направлении Индии. У Витте не было выбора, кроме как обратиться за финансовой помощью к Франции и Бельгии.
Россия уже начинала создавать свой центр экономического влияния. Он был слабым по сравнению с центральноевропейским, западноевропейским или американским, но он уже помогал России создавать прочную зону влияния там, где конкуренция с Западом отсутствовала, — в Северном Китае, Афганистане, Северном Иране, Корее. Такие образования как Русско-Китайский Банк служили твердой основой русского влияния. Но в те времена, в годы «ажиотации», «легкого» восприятия мировой эволюции, когда казалось, что колосс России непоколебим и будущее обеспечено в любом случае, скучных финансистов не желали слушать. Великие проблемы мира не решаются на конторских счетах. Мемуары этого времени лучше всего прочего свидетельствуют, как высокомерны и самонадеянны были наиболее важные фигуры этого периода. Царь Николай возмущался просьбами Витте оговорить более выгодные условия русского займа во время визита в Париж. Джентльмены не говорят о низком.
Основой привязанности России к общеевропейскому рынку министерство финансов считало конвертируемость рубля — его органическую связь с основными европейскими валютами. Эта конвертируемость была осуществлена С.Ю. Витте в 1897 году с введением золотого стандарта. Ради связи с Европой, с мировым рынком русское правительство шло на многие жертвы, в частности, стимулируя экспорт зерна в голодные годы. Ради сохранения русского экспорта министерство финансов использовало, помимо зерна, еще два экспортных продукта — нефть и сахар. В обоих случаях оно помогло русским экспортерам в создании картелей с иностранными фирмами. Русские нефтяные компании образовали картели с американскими партнерами.
Французский посол Бомпар отмечал, что Витте не верил в военные возможности России, в ее способность выдержать европейскую войну: вследствие этого он не мог придумать ничего более эффективного, чем союз с Германией. Но такой союз сам по себе сделал бы Россию сателлитом Германии, поэтому он настаивал на включении в этот союз Франции как третьего участника. В представлении господина Витте Германия олицетворяла собой силу, а Франция — деньги; укрепляя связи с этими двумя нациями, Россия получала благоприятную возможность пользоваться в своих интересах силой одной нации и деньгами другой, избегая при этом опасности подпасть под гегемонию обеих этих стран.
Создавался немалый парадокс. Русские западники (в лице министерства финансов) категорически противились массовому импорту (особенно активному со стороны Германии). Этот импорт означал для них прежде всего вывоз за границу русского золота. Более того, убежденные западники (такие, скажем, как Вышнеградский) противились массовым выездам русских в Европу видя в них утечку русских ресурсов, ведущую к ослаблению русской экономики. Парадокс заключался в том, что принципиальные противники изоляционизма выступили за крайние изоляционистские меры. Великий Менделеев отразил этот парадокс в известном эпизоде, когда он закричал, обращаясь к аграриям: «Вы не можете пахать всю русскую землю германскими плугами. Я никогда не соглашусь на это». Тот же парадокс виден и в отношении к займам Запада. Казалось бы, «золотой дождь» из Франции безусловно укреплял развивающуюся промышленность России. Но западникам приходилось отбиваться от обвинений в том, что они уродуют бессмертную душу России, ставя ее на путь чуждого ей капиталистического развития.
Внутрироссийские противники Витте настаивали на массовом выпуске бумажных денег, что облегчило бы кредит местным промышленникам, не оторвало бы Россию от мировых экономических связей. Экономисты эсеровского толка требовали достижения самодостаточности России, гарантии ее независимости от флюктуаций мирового рынка, т. е. фактически — изоляции.
Помимо блестящих русских финансистов в России были трезвые силы, не завороженные быстрым течением Босфора. Так, русский морской офицер А.В. Немиц писал для министерства иностранных дел: «В Константинополе, точке связи Западной Европы и Малой Азии, активно проявляют себя главные мировые силы. Государство, которое захватит Константинополь силой, немедленно встретит противодействие мощных факторов, за которыми стоят все великие державы мира, прежде всего наши союзники… Ни один серьезный русский патриот не может желать своей стране ни правления в Константинополе, ни конфликта с Европой… Политика в этом отношении не должна ослаблять, она должна, напротив, укреплять ее связи с Францией, Англией, с реорганизованной Германией, Румынией, Болгарией, Сербией и Италией».
Видным сторонником сохранения мира за счет сближения с Германией (даже за счет Франции) был министр внутренних дел П.Н. Дурново. В написанном в феврале 1914 года меморандуме он утверждал, что центральным фактором современных международных отношений является соперничество Германии и Британии. Поддерживать последнюю абсолютно не в интересах России. Германия только тогда начала поддерживать Австрию на Балканах, когда Петербург устремился навстречу Лондону. «Жизненные интересы России и Германии нигде не противоречат друг другу… Будущее Германии находится на морях, в то время как Россия, по существу, наиболее континентальная изо всех великих держав, не имеет на этих морях интересов». Наблюдая приближение того, что он считал национальным несчастьем для России, Дурново указывал на то, что должно было быть подлинными целями русской внешней политики: Иран, Памир, Кульджа, Кашгария, Джунгария, Монголия. Территориальное расширение России будет проходить на границе с Китаем, для гарантии успешности этого продвижения требуется только одно — безопасность западной границы. Интересы России и Германии нигде не входят в противоречие. И если России желает открыть проливы, то это гораздо легче сделать при помощи Германии, нежели блокируясь против нее. Война подорвет русские финансы, для России вовсе нежелательно резкое ослабление Германии. Если место Германии в России займет Англия, то это будет многократно опаснее, ведь англо-русские противоречия могут вспыхнуть по широкому периметру.
Еще один участник внутренней борьбы в России — дипломатический представитель России в Японии Розен видел опасность вовлечения неокрепшей, неорганизованной страны в борьбу с индустриальными гигантами современности. Розен предупреждал Петербург от авантюризма как на Востоке, так и на Западе. Он был глубоко убежден, что Россия не готова к войне и должна остерегаться вмешательства в битву научно-промышленных гигантов. Привязывание России к англо-французскому Западу в пику связям с Германией было бы громадной ошибкой. Ничто не могло быть более бессмысленным для державы с необозримыми горизонтами, чем желание господствовать на Балканах. Перенапряжение грозит России развалом и революцией. Увы, в традиционной для всех русских манере Розен искал не ошибочные идеи, а конкретных виновников, которых находил в лице премьера Сазонова и военного министра Сухомлинова.
Последний выдающийся министр финансов В.Н. Коковцов, пожалуй, не менее энергично отвергал
