только зарождались и рынки, и сама система управления. На практике таможенными брокерами были просто компании, которые умели «договариваться» с таможней, чтобы та не проверяла груз. В лучшем случае они занижали цену ввезенного товара и недоплачивали пошлину, в худшем – провозили телевизоры под видом зеленого горошка и почти ничего вообще не платили.
Потом бизнес самых успешных челноков превратился в современную розницу, – но в Россию малайзийские майки и компьютеры из Китая ввозили, как и прежде. В старой схеме были заинтересованы в первую очередь сами таможенники: – для них работа с «карманными» таможенными брокерами оказалась золотым дном. Те, кто хотел работать согласно законам, не могли конкурировать с контрабандой по ценам. В 2000-х за каждый ввезенный мобильный телефон нужно было оплатить НДС – 18% от цены, и еще 5% от цены составляла ввозная пошлина, итого 23%. А таможенные брокеры брали за свои услуги 3–7% цены.
Дело в том, что с 2002 года действовал приказ руководства таможни № 757 (его потом обновили приказом под № 196). О нем подробно написала в 2004 году в статье «Три цвета импорта: Таможня и бизнес» доцент кафедры экономической социологии Высшей школы экономики Светлана Барсукова. Его суть была в том, что размер таможенных платежей определяли с помощью специальных дифференцированных [то есть разбитых на группы] таможенных ставок, которые рассчитывали по цене груза. Минимальная цена груза, согласно приказу № 757, определялась уровнем его визирования: чем этот уровень выше, тем ниже может быть цена. Звучит сложно? На практике это выглядело так: «На таможенном посту 14-дюймовый телевизор не может стоить ниже $150 при оформлении, в таможенном управлении – не меньше 130, а в ГТК, соответственно, 100», – писала Барсукова.
То есть получалось, что доступ «к телу» высокопоставленных таможенников превратился в серьезный ресурс, которым его обладатели торговали не стесняясь. Закончилось тем, что весь поток грузов проходил через таможенных брокеров. По оценке председателя правления Конфедерации по защите прав потребителей Дмитрия Янина, «в черную» в 2005 году в Россию ввозили 90% мобильных телефонов. Да все 100%, возражает сегодня Чичваркин, – у сетей салонов не было своих связей с таможенниками, и все попытки провезти телефоны на стандартных для 2005 года условиях заканчивались провалом. Он сам пытался возить «в белую» телефоны стандарта CDMA для сети «Сонет», но таможенники не дали ему оформить ни одного документа. Время от времени появлялись бунтари и на компьютерном рынке, пытавшиеся провозить и продавать все в полном соответствии с законами. Они рассуждали так: лучше мы будем все делать, как того требуют законы, – зато всегда отстоим свой товар в суде, когда его конфискуют как вещдок и продадут за долю цены.
Разумно? А вот и нет. Милиции, для того чтобы конфисковать и продать чужое, вовсе не нужно реальное дело о контрабанде. Можно продать «скоропортящийся» товар, а потом извиниться за ошибку следствия и вернуть те самые 10% цены, за которую купила вещдоки «правильная» фирмаперепродавец.
Постойте, скажете вы, но ведь российские розничные компании тогда не возили технику в Россию сами! Они же утверждали, что покупают телефоны, компьютеры и телевизоры у других компаний, а сами напрямую ничего не ввозят! Представитель иностранной компании – производителя цифровой техники объясняет, что все крупные компании уже давно к 2005 году договаривались напрямую о поставках с иностранцами, но «растаможивали» импорт как все – через коррумпированных таможенных брокеров. Однако признать это вслух – значит расписаться в соучастии в контрабанде. Но Чичваркин возражает. По его словам, все договоры с иностранными поставщиками до августа 2005 года были маркетинговыми, а поставками товара из-за границы никому, кроме близких к таможенникам компаний, заниматься не давали – прямые договоры были просто невозможны.
7.3. Торговый дом «ГУИН»
Не прошло и месяца после истории с K-Systems, как управление «К» снова напомнило о себе. Во вторник 16 августа оно отрапортовало о крупной победе: перекрыт крупный канал, по которому в обход таможни ввозились сотовые телефоны для крупнейших сетей! Как написали милиционеры в прессрелизе:
Под арест попали 10 фур с телефонами весом 300 тонн – всего предположительно 80 000 телефонов. Предположительно, потому что милиция держала прессу на голодном пайке и телефоны мерила лишь фурами и тоннами. Груз предназначался для крупных розничных сетей – «Евросети», Dixis, «Связного», «Бета Линка», Divizion и «Телефон.ru». «Коммерсанту» не пожелавшие назваться следователи рассказали, что подозреваемый – руководитель ВАТ-ТСВ Яков Ардашников. Потом милиционеры пришли на склады сетей салонов и наложили арест еще на 300 000 телефонов, посчитал в 2005 году Эльдар Муртазин из Mobile Research Group. Милиция эти сведения не подтверждала и не опровергала, операторы рассказывали только о собственных потерях. А в начале сентября сотрудники управления «К» арестовали целый самолет, который привез телефоны в аэропорт «Шереметьево», – по оценкам экспертов, там было около 100 000 телефонов.
Вицепрезидент «Евросети» Борис Левин говорит, что телефонами тогда занимался десяток таможенных брокеров, и Ардашников был из них самым крупным. С ним работали почти все крупные компании, и «Евросеть» в том числе. Еще до августа 2005 года у Ардашникова появились проблемы: милиция стала изымать телефоны, которые проходили через его компанию, – но потом все както утряслось. А в июле 2005 года сотрудники управления «К» впервые пришли с обыском в «Евросеть». «Они ничего не изъяли, это было чтото вроде знакомства», – вспоминает Левин. Милиционеры предупредили его:
– Вам Ардашников наверняка сказал, что его проблемы решены, на самом деле это не так. Имейте это в виду. С ним может произойти все что угодно.
«Мы с ними откровенно общались, никакого антагонизма не было», – рассказывает мне Левин. Сотрудникам управления «К» он тогда даже между делом рассказал историю Андрея Власкина. И даже потом, когда милиция арестовала телефоны, никакого конфликта у «Евросети» с управлением «К» не случилось – хотя она, как и другие сети, уже заплатила за свою долю товара общей стоимостью в $70–100 млн и свои деньги в итоге потеряла.
Кстати, а куда потом делась гигантская партия телефонов и прочей цифровой техники, которую изъяли как вещдок? Следствие о контрабанде еще не закончилось, а они уже поступили в продажу. По действовавшим тогда законам вещественные доказательства должны храниться на складах компаний, аккредитованных при Российском фонде федерального имущества (РФФИ). Если они портятся, морально устаревают или издержки на хранение сопоставимы с их стоимостью, вещдоки можно продать. Продажей занимался РФФИ по постановлению того органа, который изъял вещдоки, он же устанавливал минимальную цену – телефоны изымал следственный комитет при МВД.
Поэтому в начале февраля 2006 года начальник Главного управления по надзору за процессуальной деятельностью Генпрокуратуры Александр Кизлык написал письмо первому замначальника Следственного комитета при МВД Евгению Тимлеву. Доказательств вины контрабандистов уже достаточно, писал Кизлык, «в связи с чем оснований для его возврата владельцам не имеется». Телефоны морально устаревают, их хранение стоит 15 000 рублей в сутки, поэтому продать вещдоки можно за 82 с небольшим миллиона рублей.
