Глава 15. Подарок для самого слабого
Юно выплюнула загубник, открыла глаза и удивилась.
Манипуляторы медицинского дроида, установленного на потолке крошечного медотсека «Тени», свисали под каким–то странным углом, словно челнок шёл с некомпенсированным ускорением.
Девушка прислушалась к ощущениям.
Организм опытного космонавта обмануть невозможно. Все мы вышли с поверхности, из грязеедов — даже те счастливчики, кто родился на борту. Но в длительных и частых полётах тело приспосабливается, научается воспринимать те воздействия окружающей среды, которые редки или невозможны на земле. Гул турбин, жужжание ремонтно–профилактических дроидов, микроизменения в векторах ускорения и гравитации, — множество мелочей, обретающих в космосе жизненную значимость, — всё это воспринимается разумными существами, пусть и внесознательно. И неразумными, кстати, тоже — поэтому, например, так скулят и жмутся к ногам вурпаки, чувствуя сбой рабочего ритма гипердвигателей. Красноглазые чиссы и вовсе утверждают, будто тело матёрого космолётчика, проводящего перед экраном долгие часы, иногда даже сутки напролёт, отращивает особенный орган, способный чувствовать опасность. Но это, разумеется, просто фантазии — надменные красноглазики горазды выдумывать всякий вздор, лишь бы выделиться среди обычных разумных. Говорят, они даже с вычислителями предпочитают работать без голографического интерфейса, а ведь в наши дни на такое не способен ни один нормальный гуманоид.
Юно считала себя гуманоидом вполне нормальным, но всё–таки прирождённым космонавтом. Её стройное гибкое тело совершенно однозначно утверждало, что они, — и тело, и Юно, — находятся на поверхности: гравитация явно естественная, движки молчат, освещение в экономичном режиме.
Меня же сбили, вспомнила девушка, оглядывая крошечный медотсек «Тени». Помещение не выглядело повреждённым, повреждаться было нечему — единственный стационарный дроид, несколько наглухо задраенных медкабинетов. Несмотря на полузатопленное положение челнока, койка стояла строго горизонтально — видимо, отрегулировали. Кто?
Тот, кто принёс её сюда.
Верно, сперва сбили, потом подстрелили, столько радости в один день — девушка для пробы глубоко вздохнула, потянулась и лишь затем осторожно провела рукой по груди. Под тонкой тканью медицинского халата пальцы нащупали чуть ребристую поверхность пневмопластыря.
Больно нигде не было.
Юно медленно села, спустила ноги на палубу. Щёлкнула ногтем по застёжке, распахивая отворот халата. Старательно скосила глаза.
Под прозрачной пластмассой «заплаты» был отчётливо виден след от закрытого во время операции входного отверстия. Дроид, очевидно, вынимал снаряд в ускоренном режиме — зонд оставил крестообразный разрез на коже. В целом операционное поле выглядело довольно миленько: не болит, цвет приятный, дышать легко. Будем считать, повезло: эти дикари используют примитивное баллистическое оружие — повреждения от бластера или циторазрушителя так просто не залечишь. Но пластику всё–таки делать придётся. Вдруг она когда–нибудь выйдет замуж, ха–ха.
Юно решительно оторвала взгляд от раны. Она прежде всего пилот. Хватит забивать голову всякой несбыточной ерундой.
Девушка встала с койки, скинула халат. Кроме неё, на небольшом челноке никого не было слышно. Пошатываясь, — слабость всё–таки чувствовалась, — босиком прошлёпала к выходу из медотсека. Так и есть — в настенном рундуке дожидалась стандартная, без знаков отличия форма. Сойдёт: её китель наверняка было некому приводить в порядок — судя по тусклому освещению, энергию приходится экономить.
Интересно, кто меня переодевал, подумала Юно, затягивая пояс. Старкиллер или Коля? или вместе?
Она встряхнулась, собрала руками волосы. Посмотрелась в маленькое надверное зеркало. Всё равно вид довольно растрёпанный — стандартную форму по фигуре не подтянешь, как ни старайся. Губы потрескались и приобрели синеватый оттенок, под глазами круги.
Хорошо, хоть гигиенические бактерии нормально работают в здешней атмосфере — во рту чисто, и от тела нет неприятного запаха. А то иногда приходится…
Сапоги сыто чавкнули, обхватывая икры. Туалет окончен.
Юно вышла в коридор, тщательно переставляя ноги по накренившейся палубе. Заторможенность проходила медленно — действие медикаментов какое–то время ещё будет сказываться. Не беда: в пилотском кресле ей пока всё равно сидеть не придётся.
Она заглянула в кабину, ревниво выискивая беспорядок. Нет, особых разрушений не наблюдалось. Дверца аварийного шкафа, вскрытого при крушении, так и висела наперекос. Мелкие брызги крови, заляпавшей пульт управления, засохли и почернели. Ровно мерцали индикаторы дежурного энергостатуса. Внешний слой бронестекла уже затянулся: проверить электронику панорамы — и можно лететь.
Если, конечно, удастся вытащить «Тень» из трясины. Насколько она понимала, Старкиллеру это вполне по силам, даже без техники.
Если, конечно, Старкиллер жив.
Да нет, конечно, он жив! Хватит забивать голову всякой ерундой. Пора выйти осмотреться.
Юно всё–таки захватила из внутреннего отделения шкафчика офицерский бластер, вышла в коридор и направилась к трапу. Шагать приходилось вверх по вздыбленной палубе, и девушка быстро почувствовала усталость. Судя по синеве губ, медицинский дроид накачал её легасангом. Но кровь есть кровь — как ни заменяй родную искусственной, а потеря сказывается.
Конечно, со временем искусственное станет родным, потому что выбора всё равно нет.
Выбора никогда нет. Ты хотела бы надеть своё любимое летнее Импи–шик и сбежать с крыльца родного дома, в сад, чтобы смеющаяся мама повернулась тебе навстречу, а отец перестал хмуриться, и всё было как раньше. Но выбора нет — и ты напяливаешь стандартную форму без планок, пыхтя выкарабкиваешься из тёмной «Тени» на грязные брёвна, брошенные прямо в болото, и с удивлением рассматриваешь импровизированный военный лагерь на опушке леса, а навстречу тебе с радостным воплем несётся землянин Половинкин.
— Привет, болящая! — радостно завопил землянин Половинкин, тут же, впрочем, сбавляя тон и принимая вид существа взрослого и солидного.
— Привет, — со слабой улыбкой ответила Юно.
— Вот, — сказал Коля, доставая из зловеще оттопыренного кармана своих чудовищных форменных брюк прозрачный флакон, — подарок. Пуля твоя, держи. Робот щупальцем достал, а я в банку положил — на память о боевом ранении. Ты как вообще?
— Ничего, — пожала плечами Юно, рассматривая исковерканный кусочек металла, — под бактой раны быстро заживают.
— Надо же… Товарищ Старкиллер так и говорил, а я, прямо скажем, не поверил.
Чуть в стороне, молча глядя на неё, стоял весь какой–то светлый Старкиллер, и девушка попыталась было соврать себе, будто ей всё равно, но сил на это у неё уже не хватило.
— Но сил на это у нас уже не хватит, товарищ Сталин.
— А девятый?
— Далековато… хотя можно подумать. Товарищ Шапошников?
— Подумаем, — пообещал Борис Михайлович, сдерживая кашель, — сколько у нас времени?
Сталин мягко положил ладонь на карту.
— Не торопитесь, нам необходимо взвешенное мнение. Сколько времени вам с товарищем Тимошенко потребуется?
Шапошников на секунду задумался.
— Полагаю, за два часа управимся, товарищ Сталин.
— Хорошо. Берите карты и работайте. Да, здесь, товарищ Поскрёбышев проводит.
— Товарищ Сталин, — сказал Берия, дождавшись, пока за маршалами закроется дверь, — Вы уверены, что нам так необходимо поддерживать лорда Вейдера в этом вопросе?
