своей птицей в сторону, где его окружили друзья.
Когда обоих петухов опять поставили на стол, черный петух, казалось, совсем оправился от перенесенной трепки. Правда, в хвосте и на боках у него отсутствовало много перьев, но следов ран совсем не было видно. Бой возобновился с новой силой. На этот раз преимущество было на стороне черного. Никеарх слабел с каждой минутой, а черный великан был свеж, как будто только что начал бой. Наконец, Никеарх в последний раз яростно бросился на своего врага, выклевал ему глаз и, пронзенный бронзовой шпорой, упал мертвый посреди стола.
— Вот это бой! — сказал кто-то из окружающих. На глазах Хремила выступили слезы. Леандр, отсчитывая деньги хозяину черного петуха, выглядел совсем несчастным.
— Что же мы теперь будем делать без денег? — растерянно сказал Хремил, когда друзья вышли на улицу. Леандр молчал, видимо, что-то обдумывал.
В это время к ним подошел тот самый раб, который привел их в дом вольноотпущенника Состена.
— Что вы смотрели? Я давно делал вам знаки. Ведь во время перерыва они подменили петуха! На эту уловку поддаются только простаки-приезжие. Все Афины знают, что их черные петухи похожи один на другого как две капли воды!
Хремил хлопнул себя по лбу, и оба приятеля одновременно, не сговариваясь, повернули обратно к дому Состена.
— Куда вы? — закричал раб. — Кому вы будете жаловаться? Ведь вы ничего не сможете доказать! Приятели Состена вас и в дом не впустят, да еще и побьют, если вы затеете драку. Их там много. Они ведь тоже внакладе. Чтобы обманывать простаков, им теперь придется выколоть глаз у второго петуха. Иначе они не смогут подменять птиц!
— Им что, а у нас — ни драхмы! Даже домой ехать не на что! — и Леандр стал жаловаться рабу, как их обманули.
— Вашему горю легко помочь, — ответил раб, подумав. — Мой хозяин — богатый купец. Он сговорился с другими купцами поднять цены на зерно. Сейчас начнется период осенних бурь, и корабли перестанут привозить в афинскую гавань хлеб с Понта. Урожая в самой Аттике никогда не хватает, чтобы прокормить город. Нынче хлеба в Афинах мало, и скоро будет еще меньше. Вот почему хозяин и его товарищи решили сейчас скупить весь хлеб на рынке. Ремесленникам и матросам не на что делать запасы. А без хлеба они не обойдутся. Будут платить, сколько запросят купцы.
Чтобы помешать купцам богатеть и обирать простой народ, был издан закон, запрещающий одному человеку покупать больше 50 корзин зерна. Поэтому хозяину нужны люди, которые помогли бы ему накупить побольше зерна.
Через некоторое время Хремил и Леандр с деньгами, полученными от купца-хлеботорговца, снова появились на рынке и направились к зданию, где шла торговля зерном. Они торопились: около трех часов пополудни рынок закрывался, а им нужно было закупить побольше, чтобы заработать себе на ночлег и пропитание.
Цены на зерно были почти одинаковы у всех хлеботорговцев, и у распорядительного Леандра покупка хлеба не заняла много времени. Хремил был плохим помощником, и пока Леандр торговался, он большей частью стоял в стороне, лишь изредка поддакивая своему товарищу. Оставалось организовать доставку хлеба. Неожиданно обычно не жалеющий денег Леандр проявил отчаянную скаредность при найме носильщика. Видимо, он рассчитывал выгадать немного денег, чтобы весело провести с приятелем вечер.
— Клянусь собакой![34] — кричал он. — Ты хочешь лишить меня последней хламиды! Мы лучше сами дотащим все эти корзины до повозки, чем платить такую несуразную цену!
— Не кричи, — ответил носильщик, — забыл что ли, сколько ты накупил хлеба!
— Ты еще грозить! — закричал совершенно взбешенный Леандр, не обращая внимания на то, что Хремил давно уже толкал его в бок, умоляя не устраивать скандала. — Вот тебе, получай! — И с этими словами он ловким ударом сбил носильщика с ног.
— Ах, так, — сказал носильщик, поднимаясь и держась за щеку. — Это тебе дорого обойдется! Зовите скифа![35]
Эти метеки — спекулянты! — закричал он, обращаясь к сновавшему по площади народу. — Чужеземцы скупают хлеб, чтобы переморить голодом весь афинский народ.
Толпа тесным кольцом окружила дерущихся. Раб хлеботорговца, очевидно, посланный хозяином следить за приятелями, чтобы они не сбежали с деньгами, увидев, что дело принимает скверный оборот, куда-то исчез. Скиф-полицейский, наблюдавший за общественным порядком, тотчас явился на зов. Он повел приятелей, уже изрядно помятых толпой, к эфетам-судьям, разбиравшим дела о спекуляции.
— Ты не очень толкайся! — продолжал кипятиться Леандр. — Что за порядки в этих Афинах! Всякий жалкий раб будет толкать свободного гражданина! Не имеешь права! Вот дойдем до суда, там я с тобой иначе поговорю!
— Шагай, шагай, — на ломаном языке хладнокровно отвечал бородатый скиф, — попадешь к «одиннадцати», там узнаешь свои права. — Леандр притих. Он слыхал, что «одиннадцатью» в Афинах называют палачей, производивших казни по приговору суда.
Сопровождаемые скифом, они углубились в тесные улицы. Толпа, привлеченная скандалом, осталась далеко позади, продолжая слушать побитого носильщика, который вдохновенно врал об открытом им заговоре метеков, угрожавшем благополучию всего афинского парода.
— Чем ругаться со скифом, попробуй дать ему взятку, — тихо сказал Хремил своему товарищу, — деньги у нас сейчас есть, нашего хлеботорговца нам больше не видать… Попытайся.
Скиф оказался сговорчивым. За неожиданно малую сумму он отпустил обоих друзей.
— Нечего нам больше делать в этом городе торговцев, спекулянтов и жуликов, — говорил Хремил в то время, как Леандр подсчитывал оставшиеся деньги, — идем скорей к пристани! Если мы теперь беспрепятственно сядем на корабль, можно считать, что мы легко отделались!
Афины при Перикле
(Д. П. Каллистов)
— Напрасно полагаешь, Перикл, что, подлаживаясь к народу, ты можешь подорвать влияние Кимона! Нужно быть последним глупцом, чтобы надеяться на это!
Так кричал аристократ Кинофил, неотступно следуя за Периклом, шедшим своей обычной дорогой из Совета пятисот домой.
— Стыдись, безумец! Ты человек знатного рода, твой отец разбил персов, а ты, забыв своих друзей, кривляешься на потеху подлой черни!
Перикл не отвечал. Он молчал всю дорогу, слушая визгливые крики Кинофила, а когда они дошли до дома, спокойно позвал раба и приказал ему, взяв факел, проводить грубияна домой.
Не было в те времена человека более известного, чем Перикл. Его противники говорили, что в Афинах демократия существует только по имени, на самом же деле там правит «первый из граждан» — Перикл. Многих удивляло, что он примкнул к народной партии. Ведь он происходил из знатного аристократического рода. Отец его Ксантипп прославился как победитель персов в морском сражении при мысе Микале, совпавшем со знаменитой победой при Платеях.
Всем было известно, что Перикл знал в Афинах только одну дорогу — ту, которая вела на площадь, к зданию, где заседал Совет пятисот. Он редко ходил на пиры и на обеды и только один раз за тридцать лет принял приглашение и пришел на свадьбу своего родственника, но пробыл там недолго и ушел перед тем, как гости начали пить вино. Перикл не часто выступал перед народом, чтобы каждое его выступление было важным событием, которое надолго бы оставалось в памяти слушателей. Перикл гордился тем, что никогда не терял самообладания, не поддавался чувству гнева. Вот почему он не ответил ни одним словом на оскорбления Кинофила.
Аристократы терпеть не могли Перикла. Смеялись над его головой, похожей на луковицу; говорили,
