скользнула к храму богини Афины, около которого стоял деревянный конь. Закутанный в плащ человек приблизился к коню и постучал три раза в деревянный бок. Внутри чудовища опять послышался звон, а затем приглушенный голос спросил:
— Это ты, Синон?
— Выходите быстрее, — отвечал стучавший. — Агамемнон с корабля подает сигнал о высадке наших войск.
Из коня один за другим стали выскакивать воины, стараясь не звенеть медными доспехами. Затем весь ахейский отряд, во главе которого стоял Одиссей, придумавший эту военную хитрость, в полной тишине двинулся к воротам. Сонная стража, никак не ожидавшая нападения из города, была перебита раньше, чем успела поднять тревогу. Ворота широко раскрылись, и ахейское войско, высаженное с кораблей, подобно многоводному потоку, прорвавшему плотину, беспрепятственно вливалось в спящую Трою.
Пожар быстро охватил город. Пламя, вздымавшее к небу тучи багровых искр, отражалось в водах залива, освещая ряды ахейских судов. Сонные жители, застигнутые в постелях, были беспомощны. Среди рушившихся домов небольшие кучки троянцев бились с врагами на узких улицах. Перевес был явно на стороне ахейцев, так как троянцы были захвачены врасплох. Уже был взят высокий дом Приама, один за другим гибли защитники города. Начались грабежи и убийства. Когда рассвело, на месте Трои виднелись лишь дымящиеся развалины, среди которых бродили в поисках добычи ахейские воины. По направлению к греческим кораблям вдоль берега брели толпы пленниц со связанными руками, подгоняемые победителями, взявшими, наконец, Трою».
София закрыла книгу.
— Ты знаешь, София, — поднял голову Шлиман, — мало кто верит сейчас в то, что действительно была троянская война, даже в то, что существовал когда-то город Троя. Но я уверен, что события, описанные древними, не просто досужий вымысел поэта, а быль о прошлом греческого народа. Разыскать древнюю Трою, доказать истинность всего рассказанного древними поэтами стало с детских лет целью моей жизни. Множество препятствий стояло на моем пути, но я преодолел их. Осталось последнее: вырвать из недр Гиссарлыка скрытые там памятники истории. Над моими усилиями смеются многие ученые, но я верю, что настанет время, когда им придется признать мою правоту. Я найду развалины разрушенной ахейцами Трои.
Уже рассветало. На раскопе появились первые рабочие. Начинался трудовой день.
Для Шлимана это был великий день, оправдавший его упорные поиски. Рабочие отрыли стены, на которых явно виднелись следы пожара. Шлиман был уверен, что он нашел наконец сожженную ахейцами Трою. Раскопки продолжались. Скоро под одной из стен Шлиман и его жена нашли клад драгоценностей. Им удалось обнаружить более восьми тысяч золотых и серебряных вещей, бронзовое оружие и сосуды.
Шлиман не сомневался, что он на верном пути и твердыня троянцев, которая была сожжена ахейцами, засыпана песком, благодаря его усилиям увидела теперь свет, чтобы поведать миру удивительные истории о людях, живших более трех тысяч лет назад.
Многие из предположений Шлимана были неверны. Золотые вещи и город, им найденный, оказались более древними, чем описанное Гомером время троянской войны.
Но в одном он был прав. Его раскопки начали эпоху открытий, заставивших ученых по-новому отнестись к древним поэмам. В этих поэмах много легендарного, как например рассказы о богах или о змеях, задушивших Лаокоона и его сыновей, но вместе с тем выяснилось, что многое из того, о чем рассказывается в этих народных былинах, правдиво изображает далекое прошлое греческого народа.
Одиссей у лестригонов
(Б. П. Селецкий)
Корабли вошли в тень, падавшую от прибрежных утесов. Острые скалы нависли над морем, как сказочные великаны, протянувшие руки, чтобы схватить добычу. Однако сидевшим на веслах ахейцам было не до красот природы.
Корабли носили на себе следы многодневной бури. У многих не хватало мачт, на некоторых была снесена часть палубы. Гребцы так устали, что не было даже слышно песен, обычно помогавших соблюдать ритм при гребле. На корме переднего корабля у руля стояли два человека. Один из них, в медном панцире, в шлеме, с мечом у пояса, был хитроумный Одиссей — басилей острова Итаки. Другой, маленький, темнолицый человек, закутанный в плащ, был его глашатай Эврибат. Каждый басилей имел своего глашатая. Глашатай от имени басилея созывал собрание, громко объявлял воинам распоряжения предводителя, служил посланником для переговоров с противником.
Одиссей внимательно вглядывался в мрачные утесы.
— Несчастливо идет наше возвращение домой после разрушения Трои, — сказал Эврибат. — Вся дружина надеялась поживиться в пути, нападая на прибрежных жителей. Только в первые дни плавания нам это удалось, когда мы разграбили город Исмар. Но и тогда мы понесли большие потери. А с тех пор только несчастья. Сначала посещение острова великана циклопа Полифема, где мы потеряли шесть спутников, а потом эта страшная буря!
Одиссей, занятый своими мыслями, не слушал товарища.
— Опять нет подходящего места для причала, — пробормотал он и внимательнее стал вглядываться в очертания берега.
— А где мы теперь находимся? — спросил Эврибат, стараясь вызвать Одиссея на разговор.
— Где-то на краю земли. — Одиссей отвечал неохотно, хотя понимал, что верный друг старается расспросами отвлечь его от печальных мыслей. — Буря занесла нас, очевидно, к великому Океану[7], обтекающему землю. Путешественники рассказывают, что жизнь здесь суровая и люди необычные. Они не сеют хлеба, разводят стада коров, лошадей, питаются молоком и сыром. Они доят кобылиц и делают из их молока вкусный и пьянящий напиток. За это и прозвали их путешественники «гиппомолги» — доильщики лошадей. Люди они справедливые: все у них общее, кроме чаш и мечей. Они любят свободу и храбро сражаются, если на них нападают.
— Странно, час уже поздний, а все еще светло, — заметил Эврибат. Ему хотелось, чтобы Одиссей продолжил свой рассказ об удивительной стране, к берегам которой их занесла буря.
— Летом, — продолжал разговорившийся Одиссей, — здесь так светло, что скот можно пасти и днем и ночью. Зато где-то дальше живут киммерийцы. Там никогда не появляется солнце. Постоянная ночь окружает людей. Небо покрыто облаками, а на земле стоит влажный туман. Какими мужественными должны быть люди, которые могут выдержать такие трудные условия жизни!
Речь Одиссея была внезапно прервана криком, раздавшимся на носу корабля: «Гавань видна!» Этот крик повторили на других судах. Гребцы дружнее налегли на весла, и корабли понеслись быстрее.
Налево виднелся залив, который, суживаясь, исчезал между двумя высокими горами. Одна из них, увенчанная зубчатыми утесами, напоминала какое-то страшное чудовище. Одиссей подал знак, и корабли вошли в тихие воды бухты. Ахейцы поставили суда рядами в глубине бухты, связав их между собой. Одиссей приказал поместить свой корабль отдельно у самого выхода в открытое море, привязав его к утесу только одним канатом. Вслед за тем, сопровождаемый Эврибатом, он сошел на берег и, взобравшись на высокую скалу, стал осматривать окрестности. Кругом, насколько хватало глаз, не было видно ничего, кроме гор, покрытых лесом, и зеленых лугов.
— Эврибат, — обратился Одиссей к глашатаю, — возьми с собой двух воинов и разведай, какие здесь живут люди. Если эти места населены могущественным народом, постарайся завязать с ними дружественные отношения. Помни, что нам нужно отдохнуть, набрать запас пресной воды и пищи и что наши корабли нуждаются в починке.
Эврибат кивнул головой и спустился с утеса к воде, где ахейские воины уже приступили к разбивке лагеря. Через некоторое время, сопровождаемый двумя спутниками, он покинул берег и двинулся вперед по каменистой тропе.
Скоро путники вступили на гладкую, хорошо вымощенную дорогу.
— Путь хороший, — сказал Эврибат, — народ здесь, видимо, живет не дикий. Эта дорога приведет нас
