недостававшей мне дерзостью, которую всегда проявлял в разговорах с управляющим домом и соседями. Он мог невозмутимо, даже с аппетитом есть в дешевой закусочной облепленную мухами рыбу… Правда, не это привлекало меня в нем.
Но в конце концов он потряс мое воображение. Однажды, бредя вдвоем по улице, мы вдруг Почувствовали, что проголодались. И стали обсуждать дикую идею: поесть и сбежать не заплатив, – когда нечего делать, такие идеи частенько приходят в голову неразлучным друзьям.
– Рискнем?…
Когда мы свернули на боковую улицу и Комахико толкнул дверь ресторана, я подумал, что он шутит. Честно говоря, для меня немыслимо отчаянным поступком было просто пообедать не дома – что уж говорить о том, чтобы поесть и не заплатить. Да к тому же еще в настоящем ресторане – у меня сердце замирало от страха, когда я думал о том, как себя вести: должен ли я повязать салфетку вокруг шеи на манер слюнявчика или положить на колени.
Внутри было полно народу. Официанты стремительно и согласованно летали по залу – точь-в-точь белые бабочки. Выбрав столик у кадки с огромной разлапистой пальмой, мы ели заказанное блюдо. Покончив с едой, Фудзии спросил, ухмыльнувшись:
– Начнем?
– Ну… – только и мог вымолвить я. А он, подтянув к себе лист пальмы, поджег его.
Неожиданно стало ослепительно светло, будто засияло солнце. Я и охнуть не успел, как ствол пальмы превратился в огненный столб. Поднялась паника. Посетители повскакали со своих мест – в общем, картина, какую обычно можно наблюдать на пожаре… Я сидел в каком-то оцепенении, но тут кто-то вырвал из-под меня стул, и я, услыхав у самого уха голос приятеля и тут же звон разбившегося стакана, пришел в себя и опрометью бросился вслед за Комахико к выходу.
То, что случилось, было слишком невероятным, я даже представить себе не мог, что мы способны натворить такое. Но еще больше меня перепугало другое – мечась по узким улочкам, мы потеряли друг друга… Я остался один, и меня пронзил страх, от бега сердце бешено колотилось. Я понимал: чтобы разыскать Комахико, нужно куда-то бежать, но куда, не знал и бесцельно носился вокруг, не предстаЕляя себе, на что решиться. Бетонная дорога поблескивала на солнце, по спине и груди текли ручейки пота, но меня бил озноб. Преследовали страх и раскаяние, мучило чувство вины, и тут неожиданно на широкой улице в солнечных лучах возник невозмутимый Комахико в своей мешковатой голубой рубахе… И в ту же секунду мое сердце наполнилось гордостью.
– О-о! – Я чуть не бросился ему на грудь.
– О-о! – в тон мне воскликнул он.
Захлебываясь, я подробно рассказывал ему, как бегал по улицам, разыскивая его, и тут вдруг увидел в руке приятеля огромный бумажный сверток.
– Что это?
– Мисо, сушеные анчоусы… – ответил он безразличным тоном.
Я был потрясен. Натворил такое и сразу же отправился купить приправ к рису на ужин! Это разом разрушило драматическое состояние, в котором я пребывал. То, что казалось мне дерзкой авантюрой, для него было самым обыденным делом.
После этого случая официанты, которые раньше представлялись мне свирепыми стражами этикета, утратили свою власть, превратившись для меня в жалких людишек, измотанных безропотным обслуживанием посетителей.
Однажды, когда летние каникулы близились к концу, я зашел к Фудзии и увидел, что по всей комнате разбросаны куски проволоки, кусачки, гвозди, а сам хозяин, стоявший у окна, был поглощен какой-то работой. Он сказал, что с помощью зеркальца для бритья он может, как в перископ, наблюдать за тем, что делается в ванной комнате в доме напротив. Его блестящая идея так восхитила меня, что я даже вскрикнул от восторга. Он шикнул на меня, а потом спросил:
– У тебя дома нет зеркала побольше?
– Есть, конечно. – Я стремглав выбежал из комнаты.
Вернувшись с огромным зеркалом, я обнаружил, что в комнате прибрано, проволока и гвозди уже не валяются на полу, а Фудзии сидит с важным, неприступным видом, не обращая на меня никакого внимания… Делать нечего, я стал сам мастерить перископ.
– Ничего не вышло. Темно там очень – что делается, не видно.
В голосе Фудзии сквозило такое безразличие, что я даже обругал его. Ничего, без тебя обойдусь, сам все сейчас сделаю, тогда увидишь, думал я про себя, лихорадочно продолжая работать. Но по мере того, как солнце клонилось к закату, лучи его все слабее освещали зеркало, в ванной комнате, в которой горела тусклая лампочка, было полутемно, и удавалось лишь разобрать, что там кто-то есть. Я вынужден был отложить зеркало, потом, не успокоившись, снова принялся им вертеть, и Фудзии, лежа на полу, сказал с издевкой:
– Так хочется посмотреть?
– А самому не хотелось? – огрызнулся я.
– Мне?… – начал было Фудзии, но тут же умолк, ухмыляясь. Я стал настаивать, чтобы он продолжал. -… Так вот, дня два-три назад ванная комната в том доме была видна вся как на ладони. А когда окно прикрыли – ничего не рассмотреть.
Тут я разозлился по-настоящему:
– Чего же ты мне сразу не сказал?
Продолжая лежать, Фудзии повернулся ко мне, скрестил вытянутые ноги и сказал, примирительно улыбаясь:
– Никак не мог решиться, ты ведь такой человек… Интуиция подсказала мне, что он уже знал женщин. С этой минуты Комахико предстал передо мной в совершенно новом облике – мне открылось в нем нечто потаенное, я увидел скрываемую им область, столь обширную, что ее и глазом не охватить. Мне стало
