– Кто он? Или она?
– Придет время – узнаешь.
– Значит, решил меня использовать в роли наемного убийцы? – с холодным ожесточением, напрямую задал вопрос Курганов.
– Извини, дорогой мой, но эту роль ты выбрал для себя сам. И, возможно, в ней и заключается смысл твоей жизни.
– Ну, о смысле я как-нибудь сам подумаю на досуге, – почувствовав, что сгустившиеся тучи миновали, Курганов с новой силой ощутил приступ ненависти к Манукалову. Как затравленный зверь, он мог лишь огрызаться.
Александр Сергеевич прекрасно понимал, что творится в душе его нового партнера. И относился к этому философски. Нельзя никого заставить тебя любить, но бояться – можно практически каждого.
– Когда надо стрелять?
На этот вопрос Манукалов лишь улыбнулся.
– Ну, ну, так уж сразу. Может, я пошутил, проверяя твои нервы. А может, и нет. От тебя требуется немногое пока – послушание. Я в любое время суток должен знать, где ты находишься. Для этого оставлю контактный телефон. Пистолет с собой не таскай. Со временем сделаем разрешение. О нашей встрече никому ни слова. И прежде всего своим друзьям – Вениамину Аксельроду и Инессе. Живи спокойно. Но не путайся с Кишлаком. Плохая компания. Поверь, его скоро пристрелят, и ты нежданно-негаданно найдешь себе новые приключения на задницу.
– Об этом нам говорить не следует, – оборвал его Курганов. – По твоей указке жить не собираюсь. Выполнять поручения буду, но только до той поры, пока ты не увязнешь по уши в дерьмо, как и я. А там уж распрощаемся навсегда. И запомни, ни на какую информацию от меня не рассчитывай. Только исполнение!
– Что ж, по-моему, мы удачно поговорили и поняли друг друга.
Манукалову ужасно хотелось рассказать этому дураку о Викторе и поглядеть на его физиономию, а потом поручить поехать в Люксембург и застрелить его. Но после встречи со Столетовым, на которой они договорились не предпринимать шагов, способных спугнуть создателей фонда, с этой местью придется повременить. Поэтому и встреча носила «профилактический характер», как любили выражаться старые участковые.
Курганов смотрел на него, измученный ненавистью. Сил отказаться от предложения он не нашел и теперь презирал себя не меньше, чем Александра Сергеевича. Хоть бы тот побыстрее ушел. Никакого спасения в жизни у него уже не было. Давно подавляемое желание напиться вырастало, как единственная отдушина.
– Не пей много. Рука начнет дрожать, и прицел собьется, – словно прочтя его мысли, предупредил Манукалов и, взяв кейс, вышел из номера.
На веранде ресторана «Прага» царило оживление. Метрдотель «Зимнего сада» лично руководил сервировкой стола. Выставлялись хрустальные фужеры, гарднеровские тарелки, корниловские расписные вазочки с живыми розами. Белоснежные скатерти были туго накрахмалены и выглажены так, что ветерок своим легким дуновением не мог колыхнуть свисающие почти до пола концы. Накрывалось всего на шесть персон, но для удобства гостей был задействован стол намного больше обычного. Так готовились к приходу в ресторан Марфы Унгури, лично опекающей это достославное заведение.
Уже на подходе к «Зимнему саду» вдоль всего широкого коридора стояли официанты, каждый из которых желал непременно поздороваться с любимой клиенткой. Каждый мечтал ей прислуживать, потому что деньги, оставляемые ею, даже нельзя было назвать мелким словом – «чаевые».
Она шла статной, спокойной походкой английской принцессы. Белая, с синей лентой шелковая шляпка прикрывала глаза, но все равно казалось, что Марфа рада всех видеть. Стройная, с загорелыми, несколько худощавыми ногами, в элегантных синих туфельках на небольшом каблучке, она казалась воплощением великосветского лоска и изысканного вкуса лучших европейских модельеров. Особая страсть к бриллиантам не переходила у Марфы черты дозволенного. На каждом пальце сверкало чистотой камня какое-нибудь затейливой работы колечко. На всегда открытой, по-девичьи грациозной шее сверкало изящное колье с тонко ограненным камнем в шесть карат. И все это казалось совершенно естественным.
– Привет, ребята, – махнула она рукой и, не останавливаясь возле почтенно склонившегося холеного метрдотеля, взяв его под руку, проследовала с ним к накрытому столу.
– Сегодня специально для вас – уха из стерляди! – с профессиональной гордостью произнес он. – И ваши любимые рябчики, чуть-чуть обжаренные в оливковом масле. И, конечно, грузинские закуски.
– Ну, это не обязательно…
– Понял…
– А, впрочем, оставьте. У меня сегодня дамское общество. Многие любят.
– Шампанское какое?
– Да уж лучше говорите, какое у вас есть?
– Для вас – только шесть бутылок «Анри Мэсон».
– Я тронута вашим вниманием. Боже, как здесь хорошо дышится. Кажется, будет дождь, а?
– Как скажете, – не понял метрдотель.
– Я люблю дождь летом. Капли будут барабанить по тенту, прохожие внизу прятаться под зонтики, а мы наслаждаться приятным обществом.
– Если нет никаких пожеланий, пойду встречать ваших гостей.
– Идите, милый. Вы сегодня хорошо выглядите.
Марфа села в кресло у балюстрады и закурила сигарету «Давыдофф». Она возлагала на сегодняшний обед некоторые надежды, потому что вообще была сторонницей малых успехов. Ее муж, старейшина среди
