шампанского и пошел открывать дверь.
Манукалов стоял на пороге, в опущенной руке держа пистолет.
– Пусть выходит, – сказал он мрачно, не поднимая глаз на телохранителя.
– Александр Сергеевич, что с вами, дорогой?
В ответ Манукалов замахнулся пистолетом и замер, натолкнувшись на приветливую улыбку Али.
– Почему вы с пистолетом? Разве так ходят в гости?
– Пошел ты… – выдавил из себя тот.
– Никакой жены у меня нет. Ни вашей, ни своей, ни чужой. Да, вы зайдите, проверьте.
К Манукалову вернулась дееспособность. Он оттолкнул телохранителя и вбежал в квартиру. Мельком заглянув во все комнаты, в ванную и на балкон, он убедился, что его надули. Сел на мокрую от шампанского кровать, втянул носом знакомый невыветрившийся запах Инессиного тела и тихо заныл, как от боли. Потом встал и без стеснения принялся обыскивать квартиру, заглядывая в шкафы, под диваны, за портьеры. Цунами его не обманул, Инесса только что была здесь! Он готов был дать голову на отсечение.
– Где она? – повторял он с нескрываемой угрозой в голосе. Али широко раскрывал свои черные, наглые глаза и усердно делал вид, что не понимает, о чем его спрашивают. Ходил следом за Манукаловым. Не мешал ему и не возмущался.
Александр Сергеевич вышел на балкон и глянул вниз. С такой высоты спуститься невозможно. На соседнем балконе старушка вешала на веревку мокрые подштанники.
«Значит, успела выскользнуть за дверь прямо перед моим приходом», – решил Манукалов. Но почему так долго не открывал Али? Убирал следы разврата? Но опытным глазом бывшего оперативника отметил, что никакого порядка Али навести не успел. На простынях мокрели следы незасохшей спермы. Но Инесса исчезла. Неужели их предупредил Цунами? Такой подлости Александр Сергеевич от него не ожидал.
Не проронив ни единого слова, он собирался уже покинуть квартиру телохранителя, как вдруг раздался звонок мобильного телефона.
Али взял трубку, в ней раздался голос Инессы, которая истерично кричала, что не может по два часа ждать машину, и приказала ему немедленно ехать в салон.
– Не могу. У меня в гостях твой муж, – с нескрываемой издевкой сказал Али и предложил Манукалову.
– Хотите поговорить?
Манукалов еще не донес трубку до уха, как услышал знакомый голос, кричащий:
– Ты что там делаешь?! Небось привез к Али бабу?! Такого надругательства над своими чувствами Александр Сергеевич простить не мог. «Ладно, – подумал про себя, – список начинает расти. После Виктора, под номером вторым, в нем будет ждать своей очереди Али. Похоже, Курганов без работы не останется». И, бросив трубку на мокрую постель, быстро вышел на лестничную площадку.
После пышных похорон на Кунцевском кладбище кавалькада роскошных иномарок направилась на Кузнецкий мост, где в ресторане Дома работников искусств должны были состояться поминки. В каминном зале, подальше от шума и лихости традиционного застолья, в кожаных креслах сидели, изнывая от духоты, несколько друзей покойного.
– Не будем больше вспоминать его ни злым, ни хорошим словом, – предложил Батя, взяв на себя функции председательствующего. Никто не возразил, хотя дальнейший разговор неминуемо должен был коснуться наследства покойного и передела сфер его влияния.
Впервые на совет был приглашен представитель от «отмороженных» – Кишлак. Кроме него, интерес вызвал вновь возникший вор в законе Рваный. Он был близок к Груше и считал своим долгом почтить его память. А также заявить о своем праве на долю наследства.
Самым тихим и неприметным среди собравшихся казался гость из Петербурга карел Вейко. При своем маленьком росте и неказистом виде он считался самым жестоким и кровожадным человеком из всей славной компании, включая Кишлака. Голубые, почти васильковые глаза Вейко смотрели на людей с детской непосредственностью. Казалось, он верит каждому сказанному слову. Но это было обманчивым впечатлением. Вейко не верил никому. Поэтому единственный произнес:
– Надо полагать, угробили Грушу. Чьи люди взяли на себя его труп?
Все промолчали. В том числе и Цунами. Кишлак посмотрел на него и зачем-то признался:
– Меня никто не просил, а отношения с покойным раздражения во мне не вызывали. Поэтому не вешайте на меня труп.
– Мои в этом тоже не участвовали, – подтвердил Цунами.
– Предлагаю не оскорблять подозрениями никого из присутствующих, – властно заявил Унгури.
– Ладно. Но убийца должен быть наказан, – продолжал настаивать Вейко.
Цунами, не желая казаться излишне заинтересованным в сокрытии правды, предложил:
– Поручим Кишлаку. Такие приговоры он вершит по справедливости.
Все молча закивали головами. Кишлак зловеще улыбнулся. Батя, любивший, когда наступало согласие, перешел к наиболее щекотливым вопросам.
– Мне подтвердил Цунами, что Груша дал указание своим банкирам перевести двести сорок миллионов на счета фонда «Острова России». Кто может что-нибудь добавить?
Унгури, опустив свою седую голову, тихо спросил:
– А каково вообще мнение собравшихся? Мы готовы ввязаться в игру с правительством?
Цунами, не дожидаясь, пока начнутся всяческие предположения, напомнил, что в беседе с генералом
