на Софи.
— Из-за меня, — прошептала Софи. — Это из-за меня? Констанция, мне так жаль…
— Не нужно извиняться, Софи, дорогая моя. Нас не в чем винить. Вся вина полностью лежит на Криспине. На убийце.
— Криспин?! — воскликнула Софи, выведенная из оцепенения неожиданным заявлением. — Ты хочешь сказать, что это Криспин убил лорда Гросгрейна? — Она вспомнила слова крестного: «Если Феникс не доберется до меня первым». — А как же быть с Фениксом?
— Криспин и есть Феникс, — лаконично отозвалась Констанция. — Это он отнял у меня Милтона. И убил двух других.
— Тоттла и Суитсона, — словно в бреду проговорила Софи. — Значит, это Криспин пытается обвинить меня во всех этих преступлениях.
— Да. — Констанция взяла ее за руку. — Мне ужасно жаль, что именно мне пришлось сообщить тебе об этом. Я сама ничего не знала, пока сегодня утром наш друг не открыл мне глаза. Тот человек, которого я любила, которого мы обе любили, оказался… чудовищем. — Не справившись с нахлынувшими на нее чувствами, Констанция разрыдалась.
Софи обняла ее и прижала к груди. Констанция безутешно рыдала, Софи же погрузилась в немое оцепенение. Даже в ночных кошмарах она не чувствовала себя так, как сейчас. С ужасом и горечью она осознала, что ее предали, одурачили, что она глупо попалась на удочку, очарованная красотой, обаянием и лживыми словами Криспина. Картина, увиденная ею в гардеробной Констанции, отчетливо встала у нее перед глазами, и Софи поразилась, насколько легко она поверила оправданиям Криспина. Просто ей очень хотелось ему верить. «Tesoro», — произнесли его лживые уста, и она растаяла, забыв об осторожности, перестала сопротивляться. Стоило ему назвать ее так, как она сказала в ответ: «Я тебя люблю».
— Софи. — Придя в себя, Констанция поднесла к глазам голубой носовой платочек. — Прости, но так ужасно знать, что он убил Милтона, чтобы отомстить мне.
— Мне понятно, почему он убил лорда Гросгрейна, но зачем ему было убивать Ричарда Тоттла и Суитсона?
— Ах, я чуть не забыла. — Констанция вытащила из-за корсажа два аккуратно сложенных листка. — Это доставили в дом совсем недавно. — Она протянула их Софи.
— «Как умер первый муж Констанции Гросгрейн? Действительно ли это был несчастный случай?» — вслух прочла Софи.
— В другой примерно то же самое, только она касается смерти Милтона, — пояснила Констанция. — И не я одна получила такие записки. Криспина, похоже, тоже шантажировали.
— И чтобы избавиться от тех, кто это делал, он решил их убить, — задумчиво вымолвила Софи.
— Да. А потом, как последний трус… он захотел обвинить тебя в преступлениях, которые совершил сам.
— Но, Констанция, он ведь спас меня, — ухватилась за последнюю соломинку Софи. — Он помог мне бежать из тюрьмы. И просил меня выйти за него замуж.
— Дорогая Софи, — печально покачала головой Констанция. — Ты ослеплена своей любовью. Неужели ты не понимаешь, что твое спасение и укрытие в Сандал-Холле — всего лишь часть его злодейской игры? Он просто хотел заручиться твоим доверием. Ему было нужно, чтобы ты оставалась на свободе до тех пор, пока он не закончит цепь намеченных убийств, чтобы потом взвалить на тебя вину за все. То же самое и с любовью. Для него это лишь орудие, способ достижения цели. Он лгал тебе и соблазнил тебя, чтобы ты ему поверила. Чтобы иметь полную власть над тобой.
— Нет, это неправда, — покачала головой Софи.
— Софи, дорогая, ты должна мне поверить. Со мной он поступил точно так же. Он улыбался мне, отчего на щеке у него появлялась восхитительная ямочка, говорил нежные слова. Уверял, что со мной ему так хорошо, как ни с кем никогда не было. Что я так прекрасна, как никакая другая женщина на свете. Что я заставляю его смеяться так радостно, как никто другой. Что его губы…
— Перестань! — крикнула Софи, и в этом крике была вся скопившаяся в ее душе горечь. Она из последних сил цеплялась за надежду, что все сказанное Констанцией неправда, но чувствовала, что больше не может. Слышать слова, которые изменили ее жизнь, которые, как она думала, относились только к ней, из уст Констанции было невыносимо. Теперь у нее не оставалось сомнения в том, что все когда-либо сказанное Криспином было ложью, притворством. — Перестань! — Она зажала руками уши, чтобы ничего не слышать. — Прошу, перестань! Я больше не могу.
— Прости, Софи. Я не хотела причинять тебе боль. Но я хочу, чтобы ты поняла, кто он. И тебе не за что винить себя. Криспин — мастер на такие дела. Он обманывал меня целых десять лет. Десять лет! Ты должна радоваться, что разоблачила его сейчас, пока еще не слишком поздно.
— Не знаю, как я смогу посмотреть ему в глаза после всего этого, — тихо вымолвила Софи.
— А тебе не нужно этого делать. Софи, неужели ты так и не поняла? То, что он отдаст тебя в руки констеблей, — вопрос времени. Ты не должна возвращаться в Сандал-Холл ни при каких обстоятельствах.
Разумеется, Констанция права. В ее словах было столько здравого смысла. Оглядываясь назад, Софи удивлялась, как она раньше не обратила внимания на подозрительное совпадение: всякий раз, когда на ее жизненном пути возникал труп с указанием на ее причастность к убийству, рядом оказывался Криспин. Как она могла не заметить, что особенно настойчиво Криспин удерживал ее рядом с собой как раз в ту ночь, когда был убит Суитсон! И ведь он даже не пытался возражать, когда она прямо обвинила его в том, что он занимается с ней любовью, чтобы добиться ее доверия и заставить говорить! А то, как он совершенно спокойно сказал, что «ему все равно, что с ней будет»! Как она могла подумать, что его поцелуи искренни, ласки подлинны, что она доставляет ему такое же удовольствие, какое он доставляет ей!
— Послушай меня, Софи, дорогая. — Успокаивающий голос Констанции вторгся в ее тяжелые думы. — У меня есть друг, дом которого здесь неподалеку. Это очень уютное и спокойное место, так что там тебя никто не побеспокоит. Я навещу тебя позднее, и мы вместе придумаем, что делать.
Софи было абсолютно безразлично, остаться ли на розовом покрывале в одиночестве, чтобы тихо умереть, или идти в незнакомый дом. Софи подчинилась.
Так же, как и Криспин, когда поздно вечером того же дня в библиотеку вошли пятеро дюжих констеблей, чтобы арестовать его по подозрению в убийстве лорда Милтона Гросгрейна Ричарда Тоттла и кондитера Суитсона с Милк-стрит.
Глава 22
— Тишина в зале суда! — Судья ударил в гонг и обвел суровым взглядом из-под косматых бровей галерку. — Тишина, я сказал. Требую тишины!
Когда зрители перестали кричать и возбужденный шепот сменил громкие возгласы, судья обратился к подсудимому:
— Должен предупредить, лорд Сандал, что улики против вас весомы. Вы уверены, что не хотите чистосердечным признанием облегчить приговор?
— Нет, ваша честь. Я невиновен в этих преступлениях.
Зал суда снова взорвался истошными криками, но теперь одного лишь взгляда судьи оказалось достаточно, чтобы восстановить порядок.
— Хорошо, — вздохнул судья. — Прошу вас хранить молчание во время допроса свидетелей. Вы получите возможность высказаться позже. Пристав, вызовите первого свидетеля.
— Мисс Люсинда Флиппс, — объявил судебный пристав.
Криспин нахмурился. Он знал, что обвинение, предъявленное ему, грубо сфабриковано, но не предполагал, что свидетелями против него будут выступать люди, которых он никогда и в глаза не видел. В зал проскользнула какая-то безвкусно одетая, вульгарного вида женщина, которая игриво помахала ему рукой и уселась в кресло для свидетелей.
Королевский адвокат Фокс, жилистый рыжий человек, обратился к свидетельнице:
— Мисс Люсинда Флиппс, сообщите суду род ваших занятий.
— Я богиня наслаждения, милорд, — кокетливо улыбнулась та.
На этот раз судье пришлось дважды ударить в гонг и несколько раз угрожающе пошевелить бровями, прежде чем публика утихомирилась.
