Ему нравится. Сейчас и меня пронимает. Все в порядке. Лимон.., любимый! Хочу перевернуться, но он крепко удерживает меня. Пусть! Буду служить ему, как служит Инга мне. Я уже знаю, что он любит монотонность. В этом — его большое преимущество. Под ним можно лежать вечность. Остальное приходится выдумывать самой. Очень мне нравится вспоминать член Ходжи. Такое подогревает мгновенно…
Это тот случай, когда не затрахал, а взял измором. Но все равно замечательно. Сил нет. Умирать не хочется. И никуда я от них не уеду. Лимон встает, набрасывает халат и молча выходит. Мог бы и поцеловать. Я, во всяком случае, старалась изо всех сил. Не буду зацикливаться. Не может же быть человек во всем самым лучшим. Это уж если у мужика совсем ничего, кроме члена, тогда постель становится главной, а с Лимоном и так хорошо. Зачем меня пугал своей смертью? А может, моей? Закрываю глаза и улыбаюсь. Все же он меня любит. Интересно, вернется или нет? Буду лежать и ждать. Легкая полудрема путается в ресницах. Надо думать о хорошем. Мы все живы.., живы.., живы… Хватит Наташки, хватит Пата, хватит Хромого… Почему же не выполнила просьбу Наташки? Нужно было успокоить Пата, а я испугалась.
Наташка! Вот у кого узнаю о смерти. Не смейся надо мной — скажи! Почему она не появляется?
Мы давно не разговаривали и не молчали вместе.
Неужели Наташка поднялась так высоко, что больше ее не встретить? Какое счастье, вот же она! Качается на качелях, увитых красными и желтыми розами. Должно быть, какой-нибудь праздник. Вокруг пышным цветом цветут деревья. Я стою внизу, задрав голову, любуюсь Наташкиными ногами, проносящимися надо мной.
«Наташка!» — кричу я и со смехом сообщаю, что скоро умру. Она как ни в чем не бывало продолжает качаться. Наверное, не слышит. Подпрыгиваю, желая остановить качели. Она болтает ногами и, не глядя вниз, далеким голосом требует:
— Никому не рассказывай о Пате. Он — лучше нас, потому что страдал. Пока человек страдает, он живет. Счастье приходит после смерти. Не бойся страдать. От радости умирают раньше. Отдай перстень Пату и успокой его. Никто не вправе мучить мертвых…
— Да как же я ему отдам перстень? В зеркало, что ли, брошу?!
— Отдашь, когда встретишься с ним, — зло прокричала Наташка и улетела так высоко, что я потеряла из виду ее ноги.
Хочу подпрыгнуть, но срываюсь и лечу вниз.
Вздрагиваю всем телом и просыпаюсь.
Ну почему мне все время снится Наташка? Может, я привыкла к этим снам? Какой ужас! Она сказала, что я встречусь с Патом. Значит, из нас троих умру я? Ни за что не возьму назад перстень. Пусть остается у Инги. И зеркало буду обходить стороной. Хватит с меня ужасов! Я свое отстрадала, так что ж теперь, умирать прикажете? Господи, а может, Инга так мила потому, что уверена в моей скорой смерти?
Лимон лежал в ванной, утопая в пене. Вошла Инга и подала радиотелефон. В трубке раздался бодрый голос Федороса:
— Да, голубь, птица ты большого полета. Это Димитрис.
— Понял, — буркнул Лимон.
— Ничего ты не понял. Только что я встречался с Ходжой, и он с удовольствием перекинул на меня все заботы о твоей жизни. Вечерние газеты выйдут с сенсационными шапками — «Стрельба в центре Афин!», «Труп на Каланаки!», «Нападение на Димитриса Федороса!». В общем, лучше не придумаешь. Я уже продемонстрировал свой праведный гнев. В полиции поклялись, что найдут тебя в течение двух-трех дней. Так я им и поверил! Короче, я еду к тебе. Мои ребята произведут вокруг виллы небольшой осмотр. Ходжа поклялся, что снял посты.
Если все о'кей, организуем маленький штурм. Но без применения оружия. По ребятам не стреляй.
Хватит Феодосия. Жалко, неплохой мужик был.
Погорячился ты с ним. Правда, получилось впечатляюще. Придется из общих доходов его вдове пенсию выплачивать.
Лимон ничего не ответил и вернул телефон Инге.
— Звонил Солон, твой подлец Ика забаррикадировался в каком-то чулане на Поросе и отказывается выходить. Требует, чтобы ты сам за ним пришел.
— Правильно делает, — кивнул Лимон. — Сейчас в дом вломится много народа. Отправляйся в свою спальню, если услышишь стрельбу, срочно вызывай полицию.
Инга внимательно посмотрела на него:
— Что-то серьезное?
— Нет. Легкий розыгрыш, — ответил он и с головой погрузился в пышную пену.
Через несколько минут Лимон, поменяв рубашку и натянув джинсы, уселся в кресло перед камином, с пистолетом на коленях и «лимонкой» у ног, спиной ко входу в ливинг-рум. Немного погодя в дверь громко постучали. Потом стали бить ногами.
И наконец по лестнице с крыши в комнату спустилось трое парней с пистолетами. Не подходя к Лимону, открыли входную дверь. В ней с телохранителями показался Федорос. Важно переступил порог, прошелся по комнате и, видя, что Лимон никак не реагирует, предложил:
— Поднимемся на ретере, пусть тебя увидят, Там и поговорим.
Лимон, подхватив гранату, пошел вперед. На крыше не было ни души.
— Шары катаешь? — кивнул Федорос на дорожки кегельбана.
— Головы, — мрачно пошутил Лимон.
— Крутой ты мужик! Давно такого подыскивал.
— Смотри не перехвали.
— Всегда приятно сказать доброе слово человеку, пока он жив.
— Не будем о грустном. Рассказывай.
Федорос причмокнул, зажмурился, широко раскрыл глаза, плюхнулся в качалку и принялся излагать.
— Ходжа на тебе поставил крест. Большой хитрец! Чего марать руки, когда приятель напрашивается заняться этим? Это, считай, уже пройденный этап. За тобой — Глифада. Понятия не имею, как ты умудришься из этого района выбить Ходжу, но другого выхода нет. В противном случае мне придется выполнять обещание, данное Ходже.
— Руки у тебя не доросли, — небрежно заметил Лимон.
— Учти, — не замечая реплики, продолжил Федорос. — Через несколько дней открывается курортный сезон. Все заведения в Глифаде готовятся к торжественному открытию. Уйма народа соберется. Обычно все начинается в танцевальном центре «Парадиз». В Глифаде есть очень живописный мысок, весь в пальмах и цветах. Там этот центр и расположен. Самые престижные дамы съезжаются туда.
Потом начинают работать все дансинги, рестораны, таверны, казино. Хозяин каждого заведения платит людям Ходжи. Раньше рэкетом занимались всякие ублюдки, шантрапа. Ходжа поставил на организационную основу. Мне бы хоть на этот сезон заполучить Глифаду — и то уже солидный куш.
— Как туда проехать? — Лимон прохаживался по ретере, курил и любовался морским закатом.
— Ребята подкинут. Мы посадим тебя в машину, а по дороге сбежишь. Только, умоляю, никого не увечь. И так люди роптать начинают. Про китайца в «Золотом драконе» помнишь?
— Как его зовут?
— Чан. Он среди своих выше всех на голову. Говорит по-русски. Кстати, Ходжа тоже говорит по-русски. До шестьдесят второго года жил с родителями в Москве. Отец был торговым представителем. Потом Никита всех турнул. До революции в Албании Ходжа в службе безопасности пост занимал Его на родине, по-моему, приговорили к вышке.
— Мне с Ходжой пока не резон встречаться.
Китайцу можно доверять?
— Китайцам вообще доверять нельзя, — усмехнулся Федорос. — Но Ходжу они не уважают. Скажи, что за помощь гарантируешь неприкосновенность их заведения. Ходжа на них несколько раз наезжал. А мы не будем. Курочка ведь должна по зернышку клевать.
— В таком случае поехали.
