обзванивал старых антикваров и наконец, на ваше счастье, отыскал его!
— Спасибо, Димитрис, я знала, к кому обращаться. Но вы уверены, что это зеркало принадлежало графу Бутурлину?
— О сомнениях не может быть и речи! На обратной стороне его вензель. Иди, покажу! — При этом грек подозрительно покосился на Лимона.
— Это мой друг, — успокоила его Инга. — Познакомьтесь.
Лимон протянул руку.
— Василий.
Димитрис с готовностью пожал ее и заискивающе спросил:
— Ты не грек?
— Русский.
— Я люблю русских. У меня жена русская. Балерина из Херсона. Русские, как и мы, греки, одной с нами веры. Вы молитесь нашим иконам. Я знаю много о России. Только вам не следует дружить с турками.
Довольный собой, Димитрис повел Ингу и Лимона в глубь магазинчика. Там, возле узкого пыльного окна, тускло отражая его, на полу стояло зеркало как раз в рост Лимона. Оно было установлено не то на крокодиле, не то на драконе, которого принято изображать под конем Георгия Победоносца.
Сама рама представляла собой нагромождение голов различных чудовищ, старавшихся вцепиться друг в друга оскаленными пастями. А наверху рамы, в раскрытых позолоченных лепестках пышного цветка, сидел мальчик, свесив пухлые босые ножки, и держал в руках дудочку.
Инга замерла перед зеркалом. Лимон подошел к ней и вдруг заметил, что поверхность зеркала ничего не отражает. Он обернулся в надежде выяснить у Димитриса причину, но тот вдруг куда-то исчез.
Когда Лимон снова взглянул в зеркало, то чуть не вскрикнул от неожиданности. Пыльная поверхность как ни в чем не бывало отражала его самого и стоящую чуть ближе Ингу.
— Опять чертовщина? — укоризненно спросил он.
— Об этом зеркале знаю только я. Оно считается утерянным в восемнадцатом веке. Последний раз упоминалось в описи вещей графа Бутурлина.
Его камердинер был уличен Священным Синодом в пособничестве графу и увлечении черной магией.
После смерти графа по приказу канцлера наложили арест на все его имущество. Но зеркало, о котором ходило множество слухов, исчезло. Скорее всего его выкрал тот самый камердинер, однако даже под пытками он не признался.
— А ты, стало быть, нашла? — иронично заключил Лимон.
— Разумеется. Разбитое тобою в Москве зеркало было более ценным. Но я не в претензии — ведь оно спасло тебе жизнь.
— До сих пор не понимаю, что тогда произошло. Мне показалось, что какая-то неведомая сила толкнула меня в него, — признался Лимон.
Инга провела рукой по пыльной поверхности зеркала. В очистившуюся от пыли гладь ударило солнце и ярко отразилось солнечным зайчиком, прыгнувшим на Ингино лицо. Оно показалось Лимону прекрасным. Круги под глазами высветились и почти исчезли. Глубокая тайна поселилась в уголках ее губ. Глаза полыхнули золотистым дьявольским огнем. Он ощутил дыхание вечности, идущее от зеркала и впитываемое Ингой. От напряжения Лимон сунул руку в карман и вдруг вздрогнул, словно прикоснулся к раскаленным углям. Он вспомнил, что там лежит обгорелая карта — пиковая дама.
Инга настолько была очарована ласкающим ее лицо солнечным лучиком, что не обратила внимания на то, с каким трудом Лимон вытащил из кармана руку с покрасневшими пальцами.
После долгого блаженного молчания она тихо попросила:
— Давай неси его на улицу, только, умоляю, не разбей.
— С чего ты взяла, что это зеркало какое-то особенное? — разозлился Лимон, слюнявя обожженные пальцы.
— Мне об этом сообщил один старый генерал-фельдмаршал…
— Эмигрант, что ли?
Она с удивлением взглянула на него и весело рассмеялась. Лимон не знал, как реагировать на ее дурацкий смех. Поэтому схватился за раму и, напрягши все мышцы, рванул зеркало на себя и чуть не повалился вместе с ним на уставленный вазами и кувшинами пол. Вопреки ожиданию, массивная рама оказалась очень легкой. Она была сделана из какой-то почти невесомой породы дерева. Удержавшись на ногах, Лимон направился к выходу.
Попав на свежий воздух, он принялся чихать, чувствуя, что нос забит едкой пылью. Хозяин-грек забрал из его рук зеркало и принялся укладывать на заднее сиденье подогнанной кем-то Ингиной «Альфа- Ромео».
— Ну, что? Поедем ко мне или предпочитаешь провести ночь со своей вешалкой? — без обиды в голосе спросила Инга.
— Мы же решили о делах говорить завтра, — вытирая рукой рот, напомнил Лимон. — После завтрака встретимся в холле. Где тут можно поменять доллары?
— В гостинице. Садись, довезу.
Тем временем грек укрепил веревками зеркало.
Оно лежало поперек заднего сиденья и отражало голубое безоблачное небо Греции.
Ехали молча. Инга притормозила возле магазина, в витрине которого стояли мужественные манекены в дорогих элегантных костюмах.
— Никогда не думала, что ты начнешь носить костюмы. Давай выберем что-нибудь приличное.
Лимон уже хотел согласиться, но вспомнил, что в кармане брюк лежит обгорелая карта, и передумал.
— Отложим переодевание. Мне мой костюм нравится.
Инга ничего не ответила. Ее гордость была ущемлена желанием Лимона вернуться в гостиницу. Утешало только то, что вины Лимона в этом не было.
Просто приворожила его эта девка, и поэтому, пока не удастся снять с него приворот, бессмысленно на что-то надеяться. Оставалось делать безразлично-беспечный вид. В чем Инга вполне преуспела. На предложение Лимона пойти всем вместе пообедать она улыбнулась и соврала:
— Я сегодня приглашена в компанию высшего греческого общества. Там будут многие министры и тот самый человек, с которым тебе следует познакомиться.
Лимон посерьезнел и резко напомнил:
— Никакого криминала. У меня достаточно денег, чтобы вести спокойную честную жизнь.
— Ладно, веди до завтрашнего утра!
Инга остановила машину напротив туннеля, ведущего к входу в гостиницу.
Лимон вернулся какой-то пришибленный. Трезвый или пьяный — разобрать трудно, поскольку сама-то я не слишком трезвая. Стараюсь не афишировать. Сижу с постной миной и ни о чем не спрашиваю.
— Выспалась? — спрашивает он.
— Какой там! От страха боюсь глаза закрыть.
Думала, ты меня бросил. Уж больно мадам суровая.
Меня за что-то ненавидит.
— Не обращай внимания. Она моя коллега по прошлой работе. То, что мы встретились, — случайное совпадение.
И чего он врет? Она нас встретила прямо у трапа! Ничего себе случайность! Но мне-то какое дело? Он же ничем мне не обязан. Лишь бы не бросил здесь. А на остальное я согласна. Говорить, конечно, ему об этом незачем. Пусть думает, что я ревную. Хотя не исключено, что влюблюсь в него по уши. Вот тогда грянет беда. А пока очень жрать хочется. Лимон словно прочел мою мысль.
— Пора пойти перекусить. Ты как?
— Последний раз ела на родине.
— Тогда одевайся — ив ресторан.
Боже, какое счастье, что он вернулся! Вскакиваю и на ходу срываю с себя халат, мечусь по номеру в
