же выкручивают руки, не дают заниматься нашим делом! Нашим! Мало того, что эти, — говорун смачно сплюнул, — не дают нам работать, объявляют наши творения греховными… вы вдумайтесь — греховными! Как они вообще такое выдумали! Эти церковники тормозят прогресс! Наш священный долг, мы не можем его выполнять.
— Так они и любого могут объявить еретиком. Феррат простой механист, о какой ереси может идти речь?!
— Верно говорите! Но их это не волнует! Они считают нашу работу греховной, но мы никогда и не проповедовали эту религию! Да я лучше поверю в Творца наших коллег, чем в святость этой лампочки на небе, — крикун поднял палец к солнцу.
Галент машинально поглядел вверх.
— М-да, — хмыкнул он. — Похоже, у Астрелия появилась новая головная боль. Зря он закусился с механистами…
Это не могло не радовать. Чем больше у Церкви проблем, тем лучше Галенту. Но, конечно, эти ребята в коричневых жакетах и с непокрытыми головами несли какую-то околесицу. Вор даже подивился их словам, хотя был закален проповедническими бреднями.
— И как этим ребятам не холодно, — пробормотал вор, стуча зубами.
Послышался предупредительный свисток паровоза, Галент обернулся и увидел, как к его составу подъезжает локомотив. Вор поспешно поднялся в тамбур, хотя торопиться некуда было. Пока служащие гильдии закончат подготовку, пока все пассажиры соберутся, в общем, до отправления было еще минут двадцать, не меньше.
В тамбуре Галента задержал проводник, предупредивший о том, что на следующих станциях в его купе возможно подсадят попутчиков.
— Этот вопрос никак решить нельзя? — спросил вор, не слишком довольный услышанным.
— А что я могу поделать? — развел руками проводник. — Пассажиров придется где-то рассаживать, я не могу кассам запретить продавать билеты. Но, если вы поспособствуете, ваше купе будет последним в очереди.
Галент безропотно вручил сквалыге еще одну монету.
— Сколько смогу, — повторил проводник.
Вор махнул рукой и направился в свое купе. Коридор был занят пассажирами, которые, как и Галент, вышли размять ноги. Дамы, надевшие свои лучшие наряды, не приспособленные к дальним дорогам, вызывали особенное раздражение. Они как специально оделись во все модное, громоздкое и пышное. Каждую девицу сопровождал господин, который готов был в любой момент вступиться за честь своей спутницы. Вор, часто извиняясь, лавировал между пассажирами, но один щегольски одетый одиночка все- таки выразил свое недовольство. Да так активно, что Галент едва сдержался, чтобы не избить зануду.
— Смотрите, куда идете, — проскрипел тот и схватил вора за запястье. — Вы испортите мой костюм.
Он пристально всмотрелся в лицо Галента. Его прикосновение было неприятным, даже противным.
— Отстань, а то испорчу твой нос заодно, — Галент вырвал руку и поморщился, стряхнул невидимую грязь.
— Как вы со мной разговариваете?! Вас кто манерам учил?
— Твоя мамаша, когда я грелся в ее кровати.
Галент оттолкнул человека и скрылся в своем купе. Оскорбленный еще некоторое время стучал в закрытую дверь, но Галент его игнорировал. Не пойдет же он стреляться с этим ненормальным. Вор ворчал, кипя от негодования.
Вскоре поезд тронулся, а Галент, подложив под голову руки, лежал и глядел в потолок. Он ни о чем не думал, это было неподходящее время для размышлений.
Поезд медленно разгонялся, приближаясь к фабричному району. Скорость движения на этом участке была ограничена из-за ухудшающейся видимости. Состав играл на перегонки с клубами дыма, прорывался сквозь заслоны серого тумана.
О районе фабрик горожанами сочинено было множество слухов, не поймешь, правда или ложь это все. Ожившие и безумные механизмы; не менее безумные и подчас не живые механисты, которые не покидают смрадную зону; горы шлака и клубы раскаленного пара; ядовитые стоки в море — список можно продолжать бесконечно. Морские монстры не решались приближаться к этому району, дикари в ужасе убегали прочь от громыхающих монстров из металла, а люди… ничего, привыкли.
Галент не был завсегдатаем трактиров, так что много и не ведал. Он читал несколько любопытных книг, ценность которых была скорее художественной, а не научной. Вору хватало осознания опасности этого места, непригодного для жизни.
Поезд влетел в туннель, мгновенно исчез свет — выработка в холме не освещалась — а грохот колес и пыхтение двигателя стали просто невыносимыми. Галент резко сел и заткнул уши, зажмурился. Его словно ударили по голове или бросили со всей силы о невидимую стену. Эта стена не была физической, но боль от столкновения с ней была настоящей. В голове у него зазвучал церковный колокол, по которому бьет пьяный звонарь, а в глазах заплясали разноцветные искры. Это продолжалось бесконечно долго. Вор не выдержал и, держась за голову, вышел в коридор, а затем и в дальний от паровоза тамбур.
Галент тяжело дышал, сдавливая ладонями голову, и брел в темноту. Он потерял ориентацию в пространстве, единственный фонарь в вагоне не мог побороть фабричную тьму, переполненную газами. Звук не исчез, он проникал в тело вместе с вибрацией, оглушал и сводил с ума. Галент ужаснулся, что теперь навсегда останется в грохочущей темени, будет вечность мучиться, не видя выхода.
Минутой позже все стихло.
Состав продолжал грохотать по рельсам, звякать металлом о металл, но звук теперь нашел выход и не терзал более Галента. Стали слышны улюлюканья пассажиров третьего класса. Галент выглянул в окно тамбура, разглядывая открытые вагоны в хвостовой части состава, заодно переводя дух. Прохладный воздух, пробирающийся в вагон через многочисленные щели, освежал и отрезвлял вора. Вскоре он почувствовал, что не один в тамбуре.
В ушах у Галента еще звенело, но вор полагался не на слух. Его жизнь постоянно подвергалась опасностям, так что интуиция его постоянно тренировалась. Без этого сохранить здоровье на улицах Города невозможно.
Сзади мог стоять проводник, но вор предполагал худшее. В этом месте не существует такого понятия 'хорошо'. Только плохое может произойти с человеком, скрывающимся от всего мира.
Галент отпрянул в сторону, разворачиваясь на ходу, чтобы оказаться лицом к лицу с противником. Но никого сзади не было. Галент недоуменно вертел головой, ища несуществующее.
— Что за?! — процедил он.
Вор не мог обмануться, кто-то был поблизости и этот кто-то желал его смерти. Вернулось ощущение паники, загнанности. Грохот движущегося состава вновь стал оглушающим — поезд тяжело входил в очередной туннель, на этот раз освещенный.
— Какое разнообразие, — проговорил Галент, держа руку на ноже.
Без меча он чувствовал себя неуверенным, но не рискнул идти обратно в купе. Вагон шатало, словно он ехал не по рельсам, а по деревенской дороге. Или это шатало самого Галента. Страх и неуверенность ослабили его. Вор тяжело осел на пол тамбура, его замутило, а в глазах заплясали те же искры. Проносящиеся за окном электрические фонари пребольно резали глаза. Галент отвернулся, его вырвало.
Утерев рот тыльной стороной ладони, Галент кое-как поднялся на ноги, держась за ледяную стену тамбура. Он хотел на волю, обратно на улицу, пусть и улицу фабрик. Этот состав, входящий в пищевод железного монстра, грозил ему смертью.
Галент побрел в свое купе, шатаясь и останавливаясь на каждом шагу. Так, переводя дух, он сумел достичь своей комнатушке. Там так же никого не было. Проводник выглядывал из своего купе, оценивая состояния Галента, но в его взгляде не было враждебности. Вор его даже не увидел.
Поезд выехал из туннеля и помчался дальше в орнаменте из ржавых остовов разрушенных мануфактур. На этих заводах когда-то применялся рабский труд, до той поры, пока пар не обесценил
