Маргарет Уэйс, Трэйси Хикмэн
Наследие Темного Меча
Посвящается всем нашим читателям, которые не перестают спрашивать нас:
«А что будет потом?»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
И родится дитя для редчайшего из Таинств, Таинства Жизни. Чудотворец, или каталист, суть источник магии, хотя сам он обладает ею в незначительной мере. Он — каталист, или же проводник. Он берет жизненную силу от земли и воздуха, от огня и воды и собирает её в своём теле. Он способен усилить её и передать магу, который может её использовать.
Сарьон, которому, по земному счёту, было уже больше шестидесяти лет, вёл спокойную жизнь в маленькой квартирке в Оксфорде, в Англии. Он не помнил года своего рождения в Тимхаллане, поэтому я, автор этих строк, не могу указать его точный возраст. Сарьон так и не разобрался как следует в концепции пересчёта земного времени на тимхалланское. История имеет значение только для тех, кто в ней участвует, будь то история одного мгновения или история миллиарда мгновений. Для Сарьона, как и для многих других, прибывших на Землю из некогда волшебного Тимхаллана, время началось в другой реальности — прекрасной, удивительной и хрупкой, как мыльный пузырь. То время закончилось, когда мыльный пузырь лопнул, проколотый Тёмным Мечом Джорама.
Впрочем, Сарьону не было нужды следить за временем. Каталист (он по-прежнему называл себя так, хотя теперь это уже не имело смысла) ни с кем не встречался, не держал у себя календаря, редко смотрел вечерние новости. Я состоял при нем личным секретарём — по крайней мере, ему нравилось так меня называть. Сам я предпочитаю называть себя просто помощником. Меня направил к Сарьону принц Гаральд.
Я был слугой при дворе принца и предполагал, что стану слугой и Сарьону. Но он этого не позволял. Если мне и перепадали какие-нибудь незначительные поручения, то только те, которые я успевал выполнить, пока он не заметит, или те, которые удавалось у него выпросить.
Если бы наш народ не был изгнан из Тимхаллана, я тоже был бы каталистом. В детстве, когда я покинул тот мир, во мне было очень мало магической силы. А теперь — после двадцати лет, прожитых в земном мире, — и вообще не осталось. Но у меня есть особый дар слова, именно поэтому принц и направил меня к Сарьону. Принц Гаральд пожелал, чтобы история Тёмного Меча была рассказана и записана, ибо считал это очень важным. В частности, принц надеялся, что, прочитав эту историю, люди Земли смогут лучше понять изгнанников Тимхаллана.
Я написал три книги, которые были очень хорошо приняты читателями Земли и гораздо хуже — моими соотечественниками. Кому же из нас хочется посмотреть на себя со стороны и убедиться, что собственная жизнь была полна чрезмерной жестокостью, злоупотреблениями, алчностью, эгоизмом и неумеренностью во всем? В моих книгах люди Тимхаллана увидели себя словно в зеркале, и отражение им не понравилось. Но вместо того, чтобы винить себя, они возложили ответственность на зеркало.
У моего господина редко бывали гости. Он решил посвятить себя изучению математики и потому переехал из лагеря переселенцев в Оксфорд — поближе к библиотекам этого древнего и почтённого университета. Сарьон не посещал лекции, но к нему домой приходила преподавательница. Когда оказалось, что учительнице больше нечему научить ученика, и даже наоборот, им бы не мешало поменяться ролями, наставница отменила регулярные визиты, хотя до сих пор время от времени заглядывала на чай.
Это было тихое, благословенное время в полной душевных тревог жизни Сарьона. И все же, хотя сам он и не признавался в своих чувствах, я улавливал печаль в его голосе, когда он говорил, что теперь чувствует себя счастливым. Мой господин как будто предчувствовал, что такая мирная и безмятежная жизнь не может длиться и длиться, пока зрелость не сменится старостью, а потом — вечным сном.
И он как в воду глядел. Таким образом, я подхожу к вечеру, в который, как мне теперь представляется, упала первая жемчужина с порванной нити бус. Эти жемчужины — дни земной жизни, и с того вечера они начали осыпаться все быстрее и быстрее, пока не осталось ни одной, только нить и застёжка, которые когда-то скрепляли бусы и которые в конце концов будут отброшены прочь как бесполезный мусор.
В тот вечер мы с Сарьоном сидели у него дома и ждали, когда закипит чайник. Заваривая чай, мой господин всегда вспоминал — по его же собственным словам, — как однажды взял в руки чайник, и оказалось, что это совсем не чайник, а Симкин.
Мы как раз прослушали по радио вечерние новости. Я уже упоминал, что Сарьон не особенно интересовался новостями о том, что происходит на Земле. Ему казалось, что эти события не имеют к нему никакого отношения. Но на сей раз сообщение касалось Сарьона более, чем кого бы то ни было другого. И ему пришлось уделить этому внимание.
Война с хч'нив вот-вот могла закончиться поражением. Таинственные чужаки, появившиеся столь внезапно и настроенные чрезвычайно решительно, захватили ещё одну из наших колоний. Беженцы, вернувшиеся на Землю, рассказывали об ужасных разрушениях в колонии и многочисленных жертвах и утверждали, что хч'нив отказываются идти на какие-либо переговоры. Они перебили парламентёров, прибывших с предложением перемирия. Складывалось впечатление, что хч'нив намерены уничтожить всех до единого людей в галактике.
Мы обсуждали эти безрадостные новости, и вдруг Сарьон вскочил, словно внезапно услышал какой-то звук, хотя я не заметил ничего необычного.
— Надо открыть дверь, — сказал он. — Кто-то пришёл.
— Как странно, — заметил Сарьон. — Кто это может быть в такой поздний час?
Меня удивило, что посетитель не позвонил в дверной звонок, как сделал бы любой нормальный человек. Я поделился своим мнением с каталистом.
— Он позвонил, — негромко ответил Сарьон. — Я слышал звонок. А ты разве нет?
Я не слышал, но это не удивительно. Сарьон прожил большую часть жизни в Тимхаллане, поэтому был гораздо более чувствителен к проявлению тимхалланской магии, чем я. Мне было всего лет пять, когда Сарьон спас меня, сироту, и вывез из разорённой Купели.
Мой господин только что поставил на огонь чайник, чтобы, как обычно, приготовить отвар, который мы оба с удовольствием пили на ночь. Но теперь каталист отвернулся от огня и посмотрел на дверь. Он не пошёл сразу же открывать, не выглянул в окно, чтобы посмотреть, кто пришёл, — нет, он стоял посреди кухни в ночной сорочке и тапках и размышлял вслух о том, кто бы это мог быть.
— Кому могло взбрести в голову явиться ко мне в такое время?
Лицо его раскраснелось от волнения. Я служил у Сарьона достаточно долго, чтобы сразу понять, о чём он думает.
Много лет назад (если быть точным, то ровно двадцать лет назад, хотя я сильно сомневаюсь, что Сарьон имеет представление о том, сколько на самом деле прошло времени с тех пор) он расстался с двумя людьми, которых любил, и за все эти годы ни разу не виделся с ними и ничего о них не слышал. У Сарьона не было никаких причин надеяться на будущую встречу, хотя при расставании Джорам пообещал прислать к Сарьону своего сына, когда тот подрастёт.
И теперь, слышался ли звонок или раздавался стук в дверь, Сарьон сразу воображал, что у двери стоит сын Джорама. Сарьон представлял себе черноволосого, кудрявого ребёнка, похожего на Джорама внешне, но лишённого тёмного огня, пылавшего в душе его отца.