стало с семьей кули, с его детьми. Закон есть закон, и пусть там, где он властвует, чувства молчат.
Непреклонность Рагуната совсем не означала, что в его сердце не было места для жалости. Нет, он знал боль потерь, отчаяние безысходности, горечь утраченных надежд. Он понимал, что делается в душе отца, перед которым стоят голодные и плачущие дети, молящие о куске хлеба. Но долг судьи – тяжелое и великое бремя для простого смертного – обязывал его быть строгим и неподкупным. Для того чтобы простить и помиловать, есть Бог. Он знает, какие грехи искуплены муками и бедами земной жизни, он милосерден и не умеет мстить. Пусть Бог рассудит судью с приговоренными им, пусть вынесет свой приговор. Рагунат был готов к этому суду. Он нес свою ношу – ношу мести общества тем, кто нарушил его законы, кто убил подобного себе, или украл принадлежащее другому, или обманул доверившихся ему…
Обман… С недавних пор Рагунату казалось, что его дом стал храмом обмана и предательства. И сделала его таким женщина, еще недавно бывшая добрым духом дома, наполнявшая его радостью, смехом, чудесным милым голосом, пробудившая в нем столько любви.
Этим утром он вошел к ней, чтобы забрать свои бумаги, оставленные на столике у окна. Лиля просияла ему навстречу, прекрасная, как обычно или еще более, чем обычно. Рагунат вгляделся в ее рукоделие, лежавшее на коленях, и понял, что вызвало эту счастливую улыбку. Лиля вязала носочек – крошечный носочек для новорожденного. На голубой шерсти не осталось ни одного свободного местечка – Лиля украсила носочки своего будущего ребенка всеми известными ей видами узоров. Сейчас она продевала в носок синий шнурочек с двумя кисточками на концах. Это занятие казалось ей, очевидно, таким увлекательным, что Рагунат невольно залюбовался ею. Но это длилось не больше мгновения.
Лиля подняла глаза от работы и сказала мужу голосом, полным сознания важности и значительности того, что он сейчас узнает:
– У нас скоро появится маленький гость.
Рагунат вздрогнул. То, о чем он давно уже знал, показалось ему еще более страшным от того, что было произнесено вслух. В их доме появится ребенок, знак их любви, наследник его имени, его состояния, его дел и планов. Ребенок! Как он хотел иметь ребенка, их с Лилей сына, брать его на руки, тормошить, слушать его смех и лепетанье, шептать ему на ушко нежные слова, которых никто, конечно, не должен слышать от такого важного господина. Его ребенок мог бы стать его счастьем.
Нет, он не верил, что этот малыш мог бы назвать отцом другого человека. Его Лиля не смогла бы скрыть от него своего позора, если бы ей довелось его пережить. Ее глаза слишком безмятежны для женщины, которая скрывает так много. Но себе он верил еще меньше. Весь мир вокруг убеждал его в другом, в том, что возможна любая ложь, что предают даже самых близких, любимых, чтобы спасти свою жизнь, богатство – или честь. Разве мало он видел женщин, способных на такое! И разве не были иные из них прекрасны и чисты ликом – но не сердцем!
Все вокруг шепчут ему: она виновна, она опозорила тебя, твой род. И почему он должен верить не им, а своему сомнительному чувству, своей нелепой уверенности, что его жена не такая, как другие. Люди опытны, они смотрят со стороны – и они не желают ему зла. Разве не были они добры к его жене раньше, разве не любили они ее до этого кошмарного вечера, когда так круто изменилась его жизнь. Разве хотели бы они разрушить такое счастье, какое выпало ему, если бы не пробежала через их дом трещина предательства.
Ведь он судья, он берет на себя смелость судить других людей, распоряжаться их жизнью. Почему же он так слаб сейчас, когда речь идет о его собственной!
Но Лиля? Что будет с ней? Она сирота, и на свете нет дома, в который она могла бы вернуться. Куда ей идти, кто позаботится о ней, кому она нужна в этом мире, кроме него? Его бедная жена и ее ребенок, этот маленький гость, как она его назвала…
– Маленький гость? Что ты говоришь? – Рагунат сделал вид, что не понял ее слов.
Лиля вскинула на него удивленные глаза. Никогда ее муж не отличался такой недогадливостью. Впрочем, подумала она, мужчины все одинаковы: они любят женщин, не думая о том, что у их любви может быть плод. Им, наверное, и в голову не приходит, что в их налаженную, размеренную жизнь, наполненную честолюбивыми мечтами, удовольствиями и даже заботами, может войти новое существо, которое принесет с собой тревоги, переживания и надежды.
И все-таки, не смея говорить прямо, по заведенной издревле традиции она попробовала намекнуть еще раз:
– Он, как и вы, будет судьей.
Рагунат поморщился, как от боли. Судьей! Как бы не так! Этот ребенок будет разбойником, как его настоящий отец. Зачатый во грехе, он станет позором ни в чем не повинного рода. Запятнает честь, которая чтилась предками Рагуната превыше всего. Для того ли его деды и прадеды веками берегли свое доброе имя, чтобы дать его теперь сыну Джагги?!
Судья резко повернулся, чтобы Лиля не увидела его исказившегося лика, и направился к выходу. Но она не дала ему уйти.
Радость, переполнявшая будущую мать, была так огромна, что Лиле очень хотелось разделить ее с мужем, пусть даже он непонятлив и занят своими мыслями.
– Посмотрите, вам нравится? – она протянула Рагунату носочек, надеясь, что ему приятно будет взять в руки вещицу будущего сына.
Но рука ее повисла в воздухе. Рагунат не сделал и шага ей навстречу.
– Очень, очень, – с досадой ответил он.
Лилю как будто окатили холодной водой. Пальцы ее задрожали и выронили крошечный носок.
– Мне кажется, вы рассердились, – сказала она, с трудом наклоняясь за ним.
Какое-то смутное чувство не позволило ей заглянуть мужу в глаза. Может быть, это был страх того, что пришлось бы там увидеть.
– Рассердился? Нет, почему, – ответил растерянный Рагунат.
Он понял внезапно, как обижает жену демонстрируемая им черствость и равнодушие к ее радости. Еще недавно он и помыслить не мог, что будет так говорить со своей Лилей. Каково ей видеть его таким далеким и чужим – теперь, когда она так нуждается в его поддержке и внимании.
А что, если она ничего от него не скрывает? И не было нанесено никакого оскорбления его имени? Что, если Джагга отпустил ее по какой-нибудь случайной причине?
Он посмотрел на склонившую голову Лилю и в этот момент готов был обнять ее, броситься к ней и сказать, что тоже счастлив ожиданием их ребенка. Но вместо этого он резко повернулся и быстро вышел из комнаты, бросив на ходу:
– Буду к обеду.
Глава четвертая
Рагунат вышел из дома. С некоторых пор он неохотно возвращался сюда, старался подольше задерживаться на работе. Старший судья ценил такое рвение и ставил всем в пример своего молодого помощника.
Успехи по службе не радовали Рагуната, ему прочили блестящую карьеру, но чем лучше шли дела в суде, тем хуже дома.
Он задумчиво шел по двору, прижимая к груди папку с бумагами, и по рассеянности почти натолкнулся на жену старшего брата, чуть не сбив ее с ног.
Правда, это было бы трудно сделать, так как старшая жена отличалась редкой дородностью и, чтобы ее сдвинуть с места, надо было быть настоящим силачом.
Она несла в руках тяжелый кувшин с водой, перетаскивая его с такой легкостью, будто он пустой. Женщина внимательно смотрела на Рагуната, пытаясь определить, вполне ли он оценил ее усердие в занятиях домашним хозяйством или ничего не заметил.
– Что такое, Баби? – спросил судья. – А где же служанки? Почему они не принесут воды?
Он сказал именно то, что Баби хотела услышать. Теперь у нее был повод остановиться, упереться пухлыми кулаками в бока и завести привычную песню.
– Я в доме хозяйка, – визжала Баби, – и я должна работать за всех, а твоя жена бездельничает, сидит, как королева.
Рагунат знал, что Баби ненавидит Лилю с того момента, как та переступила порог дома. Да и чего было ждать от женщины, привыкшей властвовать в доме безраздельно на протяжении многих лет, когда вдруг
