— Вы согласны? — заливаясь румянцем, спросил Том. — То есть вы дадите нам картину? Это будет так здорово!
— Здорово ли? — холодно усомнилась старуха, взглянув на Перси, уютно устроившегося у нее на локте.
— Эта идиотка Дриск-Хаскелл просила меня о том же, — медленно проговорила она. — Приходила сюда, совала под дверь всякие записки и приставала.
Ее голос набирал силу, морщины на лице становились глубже, пока она не стала похожа на выжатый лимон.
— А я ведь не забыла, как ее муж с друзьями третировали Села при жизни. Сначала он стал чудаком, потом они и вовсе решили выгнать его из Рейвен-Хилл. А сейчас являются за его картинами. Тьфу!
— Не волнуйся так, Мэри, — пробормотала мадам Кларис, обеспокоено поглядывая на нас. — Не забывай, ты больна.
Том стал красным, как его дурацкая тенниска.
— Мой отец художник, — начал он. — Всю свою жизнь я слышу от него о Се-луине Берде. Отец считает его гением. Я тоже. И тысячи других. Вы не должны прятать его картины от людей. Это несправедливо!
— Том, — нервно шепнула Лиз, дергая его за руку. Но он, не обратив на нее внимания, ринулся вперед.
— Неужели мы все должны быть наказаны за то, что несколько напыщенных ничтожеств в старые времена портили жизнь вашему брату?
Он задыхался, его шевелюра еще пуще разлохматилась, глаза чуть не вылезли из орбит.
Теперь нас вышвырнут отсюда, подумал я. Ни денег, ни картины. Ничего.
— Дураки глупые, — сказал Перси, качая головой. И он был прав.
Мэри Берд сердито оглядела Тома, его тенниску, красное лицо, клетчатые штаны, волосы. А потом, к моему удивлению, рассмеялась:
— Ты и сам немного чудак, так ведь, сынок?
Том покраснел еще сильнее.
— Хорошо, — согласилась она, продолжая смеяться. — Возьмите.
Все обрадовались, разумеется, кроме Ришель. Она никак не могла согласиться с тем, что мы променяли наличные деньги на какую-то картину.
— Отлично. — Элмо приступил к делу, пока старуха не передумала. — Ярмарка и выставка пройдут в следующие выходные. Картина будет висеть в нижнем холле в «Крэйгенде», в большом старом доме рядом с парком. Знаете?
Мэри Берд кивнула.
— Тогда приходите за ней в пятницу, — сказала она. — А обратно принесете в воскресенье вечером. Я хочу, чтобы это сделали именно вы, дети. И никто другой. Я не желаю, чтобы разные чужаки шныряли по моему дому. И вы, — она указала на нас костлявым пальцем, — за нее отвечаете. Ясно?
— А она застрахована? — спросила Санни.
— Нет, — фыркнула старуха. — Зачем? Страховка стоит кучу денег. У меня нет столько наличности. А если я потеряю картину, никакие деньги в мире не заменят мне ее.
Санни стала очень серьезной, даже я начал слегка нервничать.
Мэри Берд откинулась на подушки и махнула рукой в нашу сторону:
— Ну хорошо, вы получили, что хотели. Теперь убирайтесь, я устала.
— Чашку чая? — чирикнул Перси, потершись головой об ее руку.
— Потом, — слабо улыбнулась старуха.
Мы гуськом направились из спальни, бормоча: «Спасибо, до свидания». Я последний раз взглянул на Перси. Очень странно, но я начинал по нему скучать.
Мадам Кларис подвела нас к лестнице:
— Увидимся в понедельник. Ужасно хочется заняться садиком. Я уеду отсюда завтра. Мэри идет на поправку. Теперь, когда у нее снова есть Перси, с ней все будет в порядке.
— Вы давно знаете ее? — спросил Том.
— О, со дня своего рождения, — улыбнулась мадам Кларис. — Она ведь была подругой моей матери. Они вместе учились в школе.
— Она что, часто… ммм… советуется с вами? — спросил я. Не похоже, что Мэри Берд верит в предсказания.
— Ну нет, не очень, — несколько смущенно ответила мадам Кларис. — Мэри не совсем понимает то, что я делаю. Она подсмеивается надо' мной. Но когда она была в отчаянии — из-за Перси, вы знаете, — она попросила помощи именно у меня. И я помогла, ведь так?
У нее был такой довольный вид, что мы все согласно закивали. Даже я.
Том остановился у входа в две большие смежные комнаты и устремил вперед горящий взгляд: над камином в первой комнате висела картина 'Ярмарка в Рейвен-Хи л л'.
— Разве она не великолепна? — вздохнула мадам Кларис.
— Девушка в белом платье просто прелестна, — сказала Лиз.
Мадам Кларис кивнула:
— Вы только что говорили с ней, разве вы не поняли? Это Мэри, когда ей было пятнадцать. В той же шали, что и сегодня.
Ришель была потрясена.
— Теперь ясно, почему она так сильно любит картину, — медленно заметил Элмо. — Понятно, что она хорошенько подумала, прежде чем согласиться отдать ее на время.
— Мы лучше пойдем, — быстро сказал я. Мне бы не хотелось, чтобы Мэри Берд передумала.
Мы возьмем картину в пятницу и вернем в воскресенье. Нам останется только сидеть в своих павильонах на ярмарке и загребать деньги. И мне это нравилось.
Глава XVI
ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗ
Миссис Дриск-Хаскелл всем своим видом демонстрировала восхищение 'Ярмаркой в Рейвен-Хилл', хотя было ясно, что она вся кипит.
Нам, детям, удалось то, чего не смогла она, — такую пилюлю непросто проглотить. Стараясь справиться с раздражением, она потоком изливала на нас имена гостей, приглашенных ею на выставку. Все это были богатые и знаменитые деятели культуры и, разумеется, все ее близкие друзья. Так она говорила.
На следующей неделе развернулась такая рекламная кампания, о какой Цим и не мечтал. Телевидение, радио и газеты — все твердили о картине Селуина Берда и о нем самом. Внезапно все, абсолютно все, узнали о ярмарке в Рейвен-Хилл.
До среды мы трудились в садике мадам Кларис, а в четверг я направился в компьютерный центр к закрытию, чтобы отдать деньги за 'Камеру смертников I–IV'.
Джейми уже приготовил для меня дискеты в плоском пакете из коричневой бумаги, но не захотел отдавать их мне в магазине. Пришлось ждать, пока он закончит работу. И только после того, как мы отошли на пару кварталов, он вручил мне пакет.
Я отправился домой с дискетами в кармане куртки и тайком пронес их в свою комнату. Меня не оставляло чувство вины. Я убеждал себя, что компьютерное пиратство не такое уж и преступление, пусть даже мама с папой думают иначе.
Никакой инструкции, разумеется, не прилагалось: копии-то пиратские. Во многом мне пришлось разбираться самому. А игры были сложные. И все же я отлично провел время.
Все складывалось замечательно. Шли каникулы. У меня была новая компьютерная игра. Все считали меня просто героем, ведь я уговорил Мэри Берд дать нам картину. Все твердили моим родителям, что всегда