здесь, в самых скрытых местах Уилда, мечтая об одиночестве. Я хотел стать отшельником и жить в глухом лесу, но это место оказалось не таким необитаемым, как я думал. Его любят и сюда стремятся честные люди, не обращая внимания на чины, если они не заслужены честно и не даны народом.
Хотя Касси были совершенно чужды эти идеи, она поняла решимость Уилла держать в секрете знатное происхождение.
— Но вы же владеете правом на эту землю?
— Да. Когда люди показали свое благорасположение ко мне и даже дали мне право стать их предводителем, я использовал завещанное мне наследство моего знатного деда и купил должность в суде при Дворе Семисот в Уилде. — Темные глаза сощурились, когда он добавил: — Но хотя у меня и есть дарованное королем право на Уилд, я предводитель только их волей.
Касси услышала в его голосе гордость за свое положение и была поражена открытием, что она стоит гораздо дороже, чем положение, определенное лишь рождением или браком. Уилл завоевал свое место в мире и удерживал его справедливым управлением людьми. Ее восхищение тем, что скрывалось за красивой наружностью этого человека, возросло многократно.
Легкая паника охватила Уилла, когда по нему скользнул ее ласковый взгляд. Почему он позволил Кеяурду уйти? Как он мог быть настолько глуп, чтобы считать себя в безопасности? Это не первая его ошибка. Он ошибся с самого начала, полагая, что почти невидимое общество Кенуорда — надежная защита. Да, они не прикасались друг к другу с тех пор, как заболела Беата, но за последние две недели еще интимнее соприкасались сердцами. В его душе навсегда запечатлелась часть ее души — а эта связь более прочная, чем просто физическая.
Тишину комнаты нарушил крик, разъединив их связь так же легко, как горячий нож режет холодное масло. Оба подняли глаза к потолку.
У Уилла было такое чувство, словно горькая реальность мгновенно превратила его глупые мечты в пепел. В конце концов, Касси должна вернуться к своей жизни, ожидающей ее во Франции, а пока он должен бороться со своими обреченными чувствами к леди Кассандре. Любовь простого английского рыцаря не изменит ее положения в этом мире, положения, к которому она привыкла с рождения. Даже если Ги де Фо умрет, Касси никогда не будет принадлежать ему!
Хотя с того вечера, когда она принесла свои извинения, Уилл обращался с ней почтительно и галантно, Касси сейчас почувствовала удар, когда Уилл встал и, не отрывая глаз от потолка, двинулся наверх. Через минуту ей стало стыдно, что она позавидовала бедной женщине, дружбой с которой так дорожила. Как она смеет упрекать его, когда с самого начала знала о его любви к Беате? Нет, во всем виновата она, потому что старалась забыть о ней, когда была вместе с Уиллом.
Понимая безнадежность своей любви к этому гордому человеку, Касси встала и поднялась наверх. Не в силах сдержать себя, она заглянула в освещенную огнем камина комнату и увидела, что Уилл бережно держит на руках рыдающую женщину, глад ее золотисто-каштановые волосы. Низким, бархатным голосом он чуть слышно шептал Беате слова утешения. Эта картина пронзила Касси такой болью, что даже страх из-за того, что Уилл услышитимя Водери из уст Беаты, не мог заставить ее войти к ним. Она повернулась и спокойно прошла в холодную комнату, полную теней, — надежное убежище для ее вины и муки.
Глава 10
Хмурое утро пробивалось сквозь затяжную стужу, но в комнате господина благодаря стараниям Кенуорда было тепло.
Касси впервые заглянула в комнату, когда пасмурный рассвет возвестил о начале нового дня. Она увидела, что Беата лежит одна на широкой, задрапированной голубым пологом постели. Отпечаток на подушке рядом с головой Беаты свидетельствовал о том, что Уилл провел здесь какую-то часть ночи, хотя по смятым одеялам этого нельзя было сказать.
Две недели назад, когда Беата заболела и все дни оставалась в постели, Касси решила, что эта лихорадка вовсе не опасна. Теперь же она устыдилась своей недальновидности. Пройдя в комнату, она снова села в придвинутое к постели кресло и провела в нем несколько часов. Не представляя себе, как одолеть болезнь, от которой страдала эта хрупкая женщина, Касси чувствовала себя беспомощной и обратилась к единственной поддержке, на которую все должны полагаться. Склонив голову над сложенными вместе ладонями, она молилась, прося о небесной помощи — духовном лекарстве, что восстановило бы здоровье Беаты и вернуло ей память и силы чтобы справиться с событиями недавнего прошлого.
Приглушенный шум внизу нарушил спокойствие и прервал мольбы Касси. Она поднялась и стала напряженно вслушиваться в доносившиеся слова. Бесполезно. Касси подошла к двери и резко распахнула ее. Голос принадлежал Уиллу, и, судя по напряженному тону, он явно старался сдержать свою ярость.
— Я еще раз спрашиваю, зачем вы прокрались в сожженный дом, который не принадлежит вам? Вы хотели что-то украсть? — Слова Уилла были так же холодны, как сталь на морозе. — Только безмозглый разбойник или вороватый француз мог совершить такую глупость в Уилде или даже вблизи от него.
Хотя человек не произнес ни слова и был одет в плащ без опознавательных знаков, Уилл не сомневался, что перед ним француз. Только за это, в обычных обстоятельствах, этот чужеземный захватчик уже был бы мертв. Этот же остался живым только потому, что должен был сказать, зачем он появился в доме Беаты, и пролить свет на совершенное там злодеяние. Его бесстрастное лицо усиливало раздражение Уилла, готовое прорваться сквозь ледяной заслон, сдерживающий кипящую лаву гнева.
Он уже приготовился отчитать людей, приведших нового пленника в его дом, вместо того чтобы связать его, заткнуть рот кляпом и водворить в сырую, мрачную, полуразрушенную хижину, которая была даже слишком хороша для такого преступника. Уилл хотел бы увидеть кинжал, воткнутый в, грудь этого человека. Он горел нетерпением выполнить свою клятву перед Беатой, но должен сдержаться, пока не уточнит у своего врага все подробности. Со своего места Касси слышала, но не понимал многое из монолога Уилла. Она подошла к лестнице, внезапно осознав, что же странного было в этих словах. Они были произнесены по-французски, а она уже некоторое время говорила, думала и даже видела сны на английском. Неожиданный разговор на ее родном языке не предвещал ничего хорошего. Держась рукой за стену, она тихо сошла вниз, незамеченная обоими мужчинами.
— Я пришел искать свою собственность, потерянную в этом месте.
Французские слова произносились совершенно невыразительным тоном, и Касси, слегка подняв юбки, скользнула ближе, едва коснувшись тростникового пола.
Уилла не смягчила отговорка человека, который, зная наверняка, с кем говорит, и не пытался скрыть свою национальность.
— И что же вы потеряли? — Несмотря на улыбку, слова Уилла были холодны как лед. Он явно вызывал своего врага на оправдания.
Зачем скрывать истину, которая, конечно, ничего не значит для этого ужасного рыцаря? Пленник вскинул светловолосую голову и ответил бесстрастным голосом:
— Мой любимый плащ!
— Де Фо! — При этом ответе, в котором Уилл услышал признание, гнев переполнил его и рука взметнулась к клинку. Заточенный металл блеснул в сполохах огня камина, но тут пятно сапфирово-голубой шерсти возникло между мужчинами.
Заслонив спиной бесстрастного пленника, Касси тихо спросила:
— Как ваш плащ оказался у Беаты, Водери?
Водери, не отрывая глаз, смотрел на сверкающий клинок. Его лицо было так же непроницаемо, как и лицо Уилла, пока он не взглянул в встревоженные девичьи глаза. Он облегченно вздохнул: его пропавшая подруга жива и здорова, хотя и находится в руках бесславного рыцаря Уилликина Уилдского. Когда в их лагере появились сбежавшие сопровождающие и объявили, что ее отец убит, а она исчезла, он подумал, что ее уже нет в живых.
Уилл не знал, насколько знакома Касси с семьей де Фо. Он лишь был уверен, что этот пленник — нестареющий предводитель Ги, но кто он на самом деле? И насколько они знают друг друга?
— Так Беата здесь? Она в безопасности? — В выражении лица и тоне Водери не осталось и намека на лед.
Твердо встретив взгляд голубых, как летнее небо, глаз, Касси старалась не обращать внимания на смертоносный кинжал в руке Уилла. Увидев нежность, которую питал к Беате Водери, она испугалась.
— Да, — коротко ответила она и кивнула головой, отчего кудри, обрамляющие ее лицо, сверкнули в
